Я решил заняться боксом. Мама достала со дна корзинки здоровущего плюшевого мишку. И бросила его мне на диван. — Погляди, какой тугой. Живот толстый. Ишь как выкатил! Чем не груша? Я обрадовался. Устроил мишку на диване, чтобы мне удобней было об него тренироваться и развивать в себе силу удара. Он сидел передо мной такой шоколадный, но облезлый. У него были разные глаза. Один его собственный — желтый, стеклянный, а другой большой белый из пуговицы от наволочки. Мишка довольно весело смотрел на меня своими разными глазами. Он расставил ноги и выпятил живот, а обе руки поднял, будто шутил, что он уже заранее сдается... Вот он сидит на диване, мой бывший самый лучший друг, настоящий друг детства. Сидит, смеется разными глазами, а я хочу тренировать об него силу удара... 1)Дополните пересказ собственным рассуждением «Правильно ли поступил Дениска, раздумав тренироваться на мишке?» 4-5 предложений​

Дениска поступил правильно. Этот мишка был его лучшим другом детства, а мальчик понимал, что с друзьями так не поступают. Дениска хотел заниматься боксом, ему надо было тренироваться. Но из-за того, что в мальчике были светлые чувства и тёплые воспоминания взяло верх и Дениска не стал бить плюшевого медведя.

1. Она была бледна прекрасной бледностью любящей взволнованной женщины, голос у нее срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.

2. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперед сновавшей с вещами вдоль вагона в темном свете вокзальных фонарей.

3. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках...

4. Назад я проходил по знойному и пахнущему из труб горящим кизяком базару нашей деревни: там кипела торговля, было тесно от народа, от верховых лошадей и осликов, — по утрам съезжалось туда на базар множество разноплеменных горцев, — плавно ходили черкешенки в черных длинных до земли одеждах, в красных чувяках, с закутанными во что-то черное головами, с быстрыми птичьими взглядами, мелькавшими порой из этой траурной запутанности.

5. Когда жар спадал и мы открывали окно, часть моря, видная из него между кипарисов, стоявших на скате под нами, имела цвет фиалки и лежала так ровно, мирно, что, казалось, никогда не будет конца этому покою, этой красоте.

1. Она была бледна прекрасной бледностью любящей взволнованной женщины, голос у нее срывался, и то, как она, бросив куда попало зонтик, спешила поднять вуальку и обнять меня, потрясало меня жалостью и восторгом.

2. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперед сновавшей с вещами вдоль вагона в темном свете вокзальных фонарей.

3. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках...

4. Назад я проходил по знойному и пахнущему из труб горящим кизяком базару нашей деревни: там кипела торговля, было тесно от народа, от верховых лошадей и осликов, — по утрам съезжалось туда на базар множество разноплеменных горцев, — плавно ходили черкешенки в черных длинных до земли одеждах, в красных чувяках, с закутанными во что-то черное головами, с быстрыми птичьими взглядами, мелькавшими порой из этой траурной запутанности.

5. Когда жар спадал и мы открывали окно, часть моря, видная из него между кипарисов, стоявших на скате под нами, имела цвет фиалки и лежала так ровно, мирно, что, казалось, никогда не будет конца этому покою, этой красоте.