Яшчэ (не/скі) лісце дрэвы, (не/дзьмуць) халодныя вятры, (не/назаляюць) восеньскія дажджы)

Все пиши асобн

 Дарагім чалавекам, сябрам і дарадцам стала для Даніка пані Мар’я, бо яна адкрывала хлопчыку багацце і разнастайнасць свету, радасць і шчасце вучыцца, харашэць душой, адкрывала беларускую і польскую літаратуру, хараство польскага слова.
Данік любуецца знешнім хараством настаўніцы, з захапленнем глядзіць на мілы твар, які абрамляе шапка кучаравых, коратка пастрыжаных валасоў, на чорныя доўгія вейкі, якія прыкрываюць жывыя карыя вочы, на белую зграбную ручку. Даніку так хацелася, каб гэтая рука легла яму на галаву. Хлопчык захапляецца непасрэднасцю, шчырасцю настаўніцы, яе здольнасцю паспачуваць чужой бядзе, парадавацца поспеху вучня, дапамагчы яму.
Пані Мар'я любіць сваіх вучняў, падтрымлівае іх стараннасць, карае нядбайнасць, верыць у духоўныя мажлівасці беларускіх дзяцей, у тое, што з цягам часу яны змогуць унесці свой уклад у духоўную скарбніцуі чалавецтва. Дзеці таксама любілі сваю «кіраўнічыху» , бо яна вылучалася інтэлігентнасцю, дэмакратызмам шчырым жаданнем навучыць, выхаваць, падтрымаць сваіх выхаванцаў.
Урокі пані Мар'і для Даніка і іншых падлеткау беларусаў сталі ўрокамі жыцця, далучэння да сусветнай літаратуры і культуры.

В повести «Журавлиный крик» шестеро солдат у железнодорожного переезда должны держать оборону в течение суток, обеспечивая отход батальона. Они вступили в неравный бой, не ища для себя Первым заметил немецких мотоциклистов Фишер, он почувствовал: «пришло время, когда определяется весь смысл его жизни» . Ему хотелось, чтобы старшина изменил о нем мнение. Очевидно в эту ночь «не мудреная мерка солдатских достоинств, принадлежащих старшине, в какой-то мере стало жизненным эталоном для Фишера» . Его выстрелы предупредили старшину Карпенко и остальных, и он вправе был позаботиться о себе. Но Фишер не знал, что убежать или затаиться в его положении – вполне пристойно и честно. Ему представилось строгое скуластое лицо старшины, он почти наяву услышал презрительный окрик: « Эх ты, растяпа! » И тогда весь мир для него ограничился укоризненным взглядом сурового старшины и этой цепочкой мотоциклов. И он дождался переднего, выстрелил, попал, и тотчас очередь из автомата размозжила ему голову.

Мотив действительно безыскусен: интеллигент, близорукий книжник, боится упреков в нерасторопности и трусости больше, чем смертельной опасности, он хочет соответствовать меркам старшины, то есть общей мерки долга, тягот, риска. Он хочет быть вровень с другими, иначе ему – стыдно.

После Фишера, в самый разгар боя на переезде гибнут Карпенко и Свист. О себе Карпенко не очень тревожился: он сделает все, что от него потребуется. Это надежный служака, не избалованный жизнью. Его действия в бою предрешены. А смерть Свиста наступила вследствие неравного единоборства с немецким танком: он бросил одну за другой гранаты под гусеницы, но отбежать не успел