Автором пьесы «Кавказский меловой круг» является Бертольд Брехт Франц Кафка Роберт Музиль Стефан Цвейг

Patchwork — лоскутная работа; сшитый из лоскута. Происходит от англ. patch — заплатка или кусочек материала, лоскут, пятно неправильной формы; work — работа.

 

 

История лоскутного шитья

 

До последнего времени считалось, что лоскутное шитье (печворк или квилт) является самым «молодым» видом рукоделия. Тем не менее, самая древняя аппликация, датированная 980 г. до н.э. была найдена в Египте. А в скифских курганах(100 год до н.э.—200 год н.э.) обнаружены фрагменты стеганых одеял с элементами аппликации. А создаваемая с давних пор из кусочков меха и кожи изящная, красивая одежда народов Севера? Разве это не лоскутное шитье?

Россия до середины XVIII века была домотканой. Долгие зимние вечера оставляли много времени для рукоделия. Женщины коротали его за прялкой, ткацким станом, пяльцами. Сырьем для изготовления ткани у восточных славян служили лен, конопля и шерсть. Из волокна на домашнем стане женщины вручную ткали ткань. Процесс выращивания этих культур, обработки сырья был очень длительным и трудоемким, поэтому ткани ткали шириной 40 см, соответственно крою рубахи или полотенца, чтобы при шитье практически не оставалось отходов. Одежда из домотканого полотна была крепкой и передавалась от старшего поколения к младшему.

Объяснение:

Василий Дегтярев и другие новобранцы думали, что их везут в Москву.

– Не горюй, ребята, – говорил веселый краснощекий парень, – от Москвы до Тулы рукой подать. В случае чего, и на побывку дернем...

Кто-то заиграл на гармонике, кто-то затянул песню. До Москвы доехали незаметно...

Но в Москве сообщили, что эшелон пойдет дальше, на Петербург...

– Ишь ты, ядрена лапоть, в столицу покатим, вздумали собаку мясом испугать.

Новобранцы расхохотались, посыпались шутки, прибаутки.

– Поглядим на Петербург. Пройдемся по Невскому,

– В лапотцах да с котомкой за плечами?

– Ничего, там приоденут в мундиры и еполеты нацепят.

Но Петербурга новобранцам так и не показали. Не доезжая до вокзала, эшелон подали в тупик и всех прибывших расформировали по разным частям гарнизона.

Василий вместе с краснощеким шутником и группой других туляков попал в Ораниенбаум.

Их сгоняли в баню, обрядили в солдатское обмундирование, поместили в унылые, мрачные казармы.

В Петербурге, когда стало известно, что их везут в Ораниенбаум, Василий подумал, что попадет в оружейную мастерскую, о которой слышал еще в Туле. Но, очутившись в казарме, он понял, что жестоко обманулся.

На другой же день началась обычная солдатская муштра. Новобранцев обучали шагистике, отдаванию чести, словесности, знанию приветствий, ответов начальству, воинских уставов.

Недели через две Василий уже мог четко шагать, отдавать честь, величать офицеров «Ваше благородие», или «Ваше высокоблагородие» и отвечать по уставу: «Так точно» или «Никак нет» – и думал, что учения подходят к концу. Но оказалось, что они только начались.

На смену шагистике пришла маршировка строем. На огромном военном поле с утра и до позднего вечера не прекращались крики фельдфебелей.

– Смирно!.. Равнение направо!.. Шагом – марш!..

В Ораниенбауме в то время находилась офицерская стрелковая школа. При школе была большая оружейная мастерская, для пополнения личного состава которой отбирались рабочие с оружейных заводов, подлежащие призыву.

Однако из призванных новобранцев, проходящих обучение при офицерской школе, в оружейную мастерскую попадали только единицы, да и то лишь после строевого обучения.

Василий приуныл. При его скромности нечего было и думать попасть в оружейную мастерскую.

Через несколько месяцев после приезда в Ораниенбаум новобранцев начали обучать стрельбе из только что появившихся тогда пулеметов; пулеметы были несовершенны и очень часто ломались. Однажды пулемет отказал в стрельбе, и ни солдаты, ни офицер ничего не могли с ним поделать. Послали за механиком в мастерскую, но и тот, провозившись около часа, не смог исправить повреждение.

Офицер обругал механика и, повернувшись, пошел к начальнику полигона.

Василий, все время наблюдавший за тем, как механик разбирал и собирал пулемет, вдруг встрепенулся и побежал догонять офицера.

– Ваше благородие, дозвольте мне посмотреть пулемет, может, сумею починить.

Офицер сердито оглядел щупленького солдата и, с досады махнув рукой, пошел дальше.

Дегтярев, истолковав этот жест за разрешение, подбежал к пулемету и начал его разбирать.

Солдаты, обступив его, подбадривали:

– Верно, правильно, землячок, покажи им, на что наши Эх, инструменту нет, – с досадой сказал Василий. – Братцы, может, кто сбегает в мастерскую за отверткой и напильником.

– Это мы разом, – отозвались в толпе несколько человек. Они побежали в мастерскую и вернулись с целым ящиком инструментов.

Василий, ловко орудуя инструментами, начал исправлять повреждение не больше двадцати минут, как пулемет был исправлен и собран.

– А ну, братцы, кто желает испытать?

– Дайте-ка мне, – сказал бравый сосед Василия по вагону, которого все звали Гришкой.

Он присел у пулемета и дал короткую очередь.

– Идет, ребята! – закричал он. – Вот что значит туляки-казяки!..[5]

Услышав стрельбу, офицер вернулся и подошел к Дегтяреву.

– Починил?

– Так точно, ваше благородие!

– Молодец. Как фамилия?

Василий вытянулся и отрапортовал:

– Дегтярев Василий Алексеев…

После учения офицер доложил о случившемся начальству, и смышленого солдата перевели в оружейную мастерскую.

Объяснение: