Создание одинаковых, единообразных норм во внутреннем праве разных государств унификация гармонизация

ДОБРО́ і ЗЛО Д. – одне з понять моралі та імперативно-оцінна категорія етики; абсолютна вселюд. цінність, причетність до якої наповнює життя людини сенсом; найвище благо, ціль цілей, гол. мета люд. життя. Деякі істотні грані категорії «Д.» виявляють шляхом її протиставлення категорії «З.», з’ясування їх істот. відмінностей та необхід. взаємозв’язку. Д. є самоцінним, не засобом для досягнення ін., локал. цілей. Уявлення про Д., розуміння його феномену перебувають в орган. взаємозв’язку з ідеалами сусп-ва й особистості. На відміну від прекрасного, яке теж є абсолют. вселюд. цінністю, що адресується людині у формі худож. образу, Д. являється нашій свідомості у натурал. вияві. Розуміння б тлумачення й аргументація природи й сутності Д. і З. істотно впливають на визначення ін. категорій етики та етичну концепцію. У категоріях «Д.» і «З.» найповніше виявляється специфіка моралі; Д. окреслюється морал. феномен – власне морал. аспект люд. діяльності, духовне життя особистості, її поведінки, взаємин між людьми, її ставлення до природи. Таємницю природи і сутності Д. часто намагалися розкрити за до категорії «щастя»; Д. ототожнювали з ним, вважаючи істот. моментом у структурі щастя або тим, що сприяє його досягненню. Д. тлумачиться і як людяність, що реалізується у відповід. вчинках людей, виявляється у їх чеснотах. Поняття «Д.» є результатом осмислення проблем співвідношення інтересів соц. спільнот і окремої особи, справедливості, можливостей самовдосконалення людини як особистості, усунення причин, які принижують гідність людини, обмежують можливості її самореалізації. Історично перші уявлення про Д. збігалися з уявленням про благо, прагмат. цінності. Це зумовлено синкрет. характером буття первіс. людей, їх свідомості. Ототожнення Д. з благом зафіксовано у виразах «нажити добра», «розтринькати добро, нажите батьками» та ін. Феномен Д. поступово виокремлювався зі сфери блага. Платон вважав «більшими» благами морал. чесноти людини. Аристотель створив класифікацію благ. Стоїки поділяли все існуюче на благо (Д.), З. і байдуже (адіафора). Доброчесність розуміли насамперед як знання Д. і З. Доброчесна людина діє відповідно до природ. законів, логосу, добровільно підкоряється долі і водночас переконана у своїй автономності. У підсумку Д. тлумачили як доброчесність, що виявляється у стані апатії, безпристрасності, байдужості, атараксії. У реліг. концепціях природи і сутності моралі, зокрема й у християнських, Д. протиставлено прагматиці, цінностям повсякден. життя; тлумачиться як втілення божествен. волі, адекватність волевияву людини системі відповід. реліг. догматів. У Новий час, коли корисність, прагмат. цінності стали домінуючими, Д. знову стали ототожнювати з благом. На думку Б. Спінози, людина керується не морал. законом Д., а прагненням до самозбереження і влас. вигоди. Ідеї утилітаризму та відвертого егоїзму проповідував Т. Гоббс. П.-А. Гольбах та Дж. Бентам ототожнювали Д. з  

Иван Шишкин родился в купеческой семье в небольшом городе Елабуге Вятской губернии (на территории современного Татарстана). Отец художника, Иван Васильевич, был весьма уважаемым в городе человеком: несколько лет подряд избирался городским главой, провел в Елабуге деревянный водопровод на собственные средства и даже создал первую книгу об истории города.

Будучи человеком разносторонних увлечений, он мечтал дать сыну хорошее образование и в 12 лет отправил его в Первую казанскую гимназию. Однако молодой Шишкин уже тогда интересовался искусством больше, чем точными науками. В гимназии ему было скучно и, не закончив обучение, он вернулся в родительский дом со словами, что чиновником делаться не хочет. Тогда же начали формироваться его взгляды на искусство и призвание художника, которые он сохранил на протяжении всей жизни.

Мать Шишкина, Дарью Александровну, расстраивала не сына к учебе и домашним делам. Она не одобряла его увлечения рисованием и называла это занятие «пачкотней бумаги». Отец хоть и симпатизировал страсти Ивана к прекрасному, также не разделял его отстраненности от жизненных проблем. Шишкину приходилось прятаться от родных и рисовать при свечах по ночам.

Всерьез о профессии художника Шишкин задумался впервые, когда в Елабугу приехали московские живописцы, чтобы расписать иконостас местной церкви. Они и рассказали ему о Московском училище живописи и ваяния — и тогда Шишкин твердо решил следовать за своей мечтой. С трудом, но он уговорил отца позволить ему уехать, и тот отправил художника в Москву, надеясь, что из сына однажды вырастет второй Карл Брюллов.

«Изображение всего, что имеет жизнь, есть главная трудность искусства»

В 1852 году Шишкин поступил в Московское училище живописи и ваяния, где обучался под руководством художника-портретиста Аполлона Мокрицкого. Тогда в своих еще слабых работах он мечтал приблизиться к природе настолько, насколько возможно, и постоянно зарисовывал интересные ему виды и детали пейзажа. О его рисунках постепенно узнала вся школа. Сокурсники и даже учителя отмечали, что «Шишкин рисует такие виды, какие еще никто до него не рисовал: просто поле, лес, река, — а у него они выходят так красиво, как и швейцарские виды». К концу обучения стало ясно: у художника был несомненный — и действительно единственный в своем роде — талант.

Не останавливаясь на достигнутом, в 1856 году Шишкин поступил в Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге, где быстро зарекомендовал себя как блестящий студент с выдающимися Подлинной школой для художника стал Валаам, куда он отправился для летней работы на натуре. Он начал обретать собственный стиль и отношение к природе. С вниманием биолога он осматривал и ощупывал стволы деревьев, травы, мхи, мельчайшие листья. Его этюд «Сосна на Валааме» принес автору серебряную медаль и зафиксировал стремление Шишкина передать простую, не романтизированную красоту природы.

В 1860 году Шишкин окончил академию с большой золотой медалью, полученной им также за виды Валаама, и отправился за границу. Он посетил Мюнхен, Цюрих и Женеву, много писал пером, впервые попробовал гравировать «царской водкой». В 1864 году художник переехал в Дюссельдорф, где приступил к работе над «Видом в окрестностях Дюссельдорфа». Этот пейзаж, наполненный воздухом и светом, принес ему звание академика.

После шести лет заграничных путешествий Шишкин вернулся в Россию. Первое время он жил в Петербурге, где встречался со старыми товарищами по академии, которые организовали к тому моменту Санкт-Петербургскую артель художников (позднее — Товарищество передвижных художественных выставок). По воспоминаниям Александры Комаровой, племянницы живописца, сам он в артели никогда не состоял, но постоянно бывал на творческих пятницах своих друзей и принимал в их делах самое живое участие.

В 1868 году Шишкин впервые женился. Его супругой стала сестра друга, пейзажиста Федора Васильева — Евгения. Художник любил ее и родившихся в браке детей, не мог надолго уезжать от них, так как считал, что без него дома обязательно произойдет что-то ужасное. Шишкин превратился в нежного отца, чуткого мужа и радушного хозяина, в доме которого постоянно гостили приятели.

«Гений искусства требует, чтобы ему была посвящена вся жизнь художника»

В 1870-х годах Шишкин еще сильнее сблизился с передвижниками, став одним из учредителей Товарищества передвижных художественных выставок. Его друзьями были Константин Савицкий, Архип Куинжди и Иван Крамской. С Крамским у них были особенно теплые отношения. Художники вместе путешествовали по России в поисках новой натуры, Крамской наблюдал за успехами Шишкина и восхищался тем, как его друг и коллега был внимателен к природе в самых разных ее состояниях, как точно и тонко он передавал цвет. Талант Шишкина в который раз отметила и Академия, возведя его в звание профессора за картину «Лесная глушь».