Саволларга жавоб борноІ. Козогистон Республикасининг халкаро аренага чиқиши учун кандай талаблар керак олди?​

В процессе чтения действительно можно было предположить, как будут развиваться события. Нетрудно было предположить, что Алёхин увлечётся симпатичной женщиной в тихой спокойной обстановке после вынужденного сверхнапряжения в деревне— он невольно с личностью жены Луга-новича стал отождествлять тот уравновешенный и размеренный быт, которого он сам себя лишил. То, что их чувство оказалось взаимным, тоже можно было предположить, исходя из того, что на фоне доброго, «милейшего» Лугановича Алёхин выглядел сильной целеустремлённой личностью, постоянно ведущей напряжённую деятельность. Он мог вызвать в Анне Алексеевне образ героя, и увлечение это было поначалу романтическим. Алёхин был в некотором смысле вестником другого мира, мира, выходящего за рамки обусловленного привычками и домашними инстинктами быта. То, что они в конце концов расстались «навсегда», тоже было легко предугадать, исходя из рассказов других писателей того же времени. Люди тогда не готовы были к решительным действиям, меняющим всю их жизнь, все их поступки происходили на фоне какой-то внутренней вялости и пассивности.

В процессе чтения действительно можно было предположить, как будут развиваться события. Нетрудно было предположить, что Алёхин увлечётся симпатичной женщиной в тихой спокойной обстановке после вынужденного сверхнапряжения в деревне— он невольно с личностью жены Луга-новича стал отождествлять тот уравновешенный и размеренный быт, которого он сам себя лишил. То, что их чувство оказалось взаимным, тоже можно было предположить, исходя из того, что на фоне доброго, «милейшего» Лугановича Алёхин выглядел сильной целеустремлённой личностью, постоянно ведущей напряжённую деятельность. Он мог вызвать в Анне Алексеевне образ героя, и увлечение это было поначалу романтическим. Алёхин был в некотором смысле вестником другого мира, мира, выходящего за рамки обусловленного привычками и домашними инстинктами быта. То, что они в конце концов расстались «навсегда», тоже было легко предугадать, исходя из рассказов других писателей того же времени. Люди тогда не готовы были к решительным действиям, меняющим всю их жизнь, все их поступки происходили на фоне какой-то внутренней вялости и пассивности.