6. Ознаками соціальної зрілості є:a) матеріальна незалежність;b) сформованість організму;c) здатність приймати виважені рішення;d) здатність налагоджувати і підтримувати здорові стосунки;e) спроможність створити і утримувати родину;f) здатність свідомо керувати своїми емоціями і поведінкою.7. Першою стадією захворювання на ВІЛ-інфекцію є:a) “період вікна»;b) безсимптомний період;c) стадія СНІДу8. Ситуації, в яких існує високий ризик інфікування ВІЛ, це:a) бути покусаним тим самим комаром;b) спільно користуватися посудом;c) робити ін’єкції одним шприцом;d) користуватися громадськими вбиральнями;e) їздити у переповненому транспорті.9. Принцип тестування на ВІЛ, який означає, що людина не зобов’язана називати своє ім’я, якщо вона цього не бажає, має назву:a) добровільність;b) анонімність;c) конфіденційність.10. До позитивних наслідків науково – технічного прогресу належать:a) побутові зручності;b) забруднення довкілля;c) мобільний зв’язок, Інтернет;d) збільшення середньої тривалості життя;e) створення ядерної зброї;f) глобальне потепління.11. Сталий розвиток передбачає: a) можливість задовольняти потреби сьогодення, але не за рахунок майбутніх поколінь;b) досягнення балансу між виробництвом і споживанням;c) відмову від усіх досягнень науково – технічного прогресу.12. Поясни, як б життя впливає на здоров'я людини?​

Особенно современным в тексте романа мне показалась тема противостояния мнения «общества» и личной совести человека. Человек может превосходить окружение, но зависеть от его мнений и находиться в рабстве у посредственности. Именно таков сам Евгений Онегин, особенно в ссоре с Ленским, которую он сам осознаёт как совершенно искусственную. Насмешка Пушкина над лживостью и духовной примитивностью светского общества весьма актуальна и в наши дни. Также очень современны наблюдения поэта над особенностями поведения людей в тех или иных эмоциональных состояниях. Каждое чувство, поступок или переживание он подаёт совершенно без прикрас, но с лёгкой добродушной иронией мудрого человека. Сейчас этого не хватает многим из тех, кто стремится сорвать все покрывала и разоблачить то или иное побуждение какого-либо поступка.
Жизнь и судьба Онегина интересны прежде всего тем, что на его примере видна драма человека, пытающегося постепенно выйти из-под контроля породившей его общественной среды. Этот путь долог и проходит немало времени, прежде чем осознаётся сам факт такого противостояния. Онегин превосходил среду, но очень долго не мог разотождествиться с нею, став неким диссидентом внутри системы. Он был как бы спутником того мира, который почитал ничтожным. Так бывает часто, когда человек, внешне разрывая все отношения с тем или иным кругом людей или идеей, на самом деле не может преодолеть силу их притяжения и оказывается неспособен уйти в другую систему координат. Отказавшись же от ложных идеалов света в своём сердце, Евгений Онегин неминуемо должен был бы примкнуть к декабристам, то есть бросить вызов системе, уродующей души людей. Последняя, зашифрованная глава романа как раз об этом.
Поведение Онегина обычно, когда он оказывается подвластен мнению того самого света, от которого он скрылся и который считал неизмеримо ниже себя. Напротив, он оригинален по сравнению с другими соседями-помещиками в организации управления имением. Он заменил тяжёлую повинность — барщину (необходимость работать на земле помещика несколько дней в неделю) лёгким оброком, но сделал это не просто от доброты душевной, но на основе серьёзных знаний. Он внимательно читал крупнейшего экономиста того времени Адама Смита. Окружающие его помещики в большинстве своём вообще не умели читать.
Автор характеризует своего героя в следующих строках:
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно...
Онегин был, по мненью многих
(Судей решительный и строгих),
Учёный малый, но педант,
Имел он счастливый талант
Без принуждены в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С учёным видом знатока
 Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнём нежданных эпиграмм.
Он знал довольно по-латыне,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить vale,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли;
Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живёт, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Но в чём он истинный был гений,
Что знал он твёрже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной...
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать, Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать, Являться гордым и послушным, Внимательным и равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой,
Блистал послушною слезой!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь, и вдруг
Добиться тайного свиданья...
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, —
Всё украшало кабинет Философа в осьмнадцать лет.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере...
...Забав и роскоши дитя.
Нет: рано чувства в нём остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружбы надоели...
И хоть он был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
 Его минутному блаженству...
Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.
Привычкой жизни избалован,
Одним на время очарован,
Разочарованный другим,
Желаньем медленно томим,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот как убил он восемь лет,
Утратя жизнь лучший цвет.
В красавиц он уж не влюблялся,
А волочился как-нибудь;
Откажут — мигом утешался;
Изменят — рад был отдохнуть.
Он их искал без упоенья,
А оставлял без сожаленья,
Чуть помня их любовь и злость.
Так точно равнодушный гость
На вист вечерний приезжает,
Садится; кончилась игра:
Он уезжает со двора,
Спокойно дома засыпает
И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру.
Но, получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нём думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел;
Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной.
Вы согласитесь, мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство...
...Евгений Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.
И поделом: в разборе строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом...

Особенно современным в тексте романа мне показалась тема противостояния мнения «общества» и личной совести человека. Человек может превосходить окружение, но зависеть от его мнений и находиться в рабстве у посредственности. Именно таков сам Евгений Онегин, особенно в ссоре с Ленским, которую он сам осознаёт как совершенно искусственную. Насмешка Пушкина над лживостью и духовной примитивностью светского общества весьма актуальна и в наши дни. Также очень современны наблюдения поэта над особенностями поведения людей в тех или иных эмоциональных состояниях. Каждое чувство, поступок или переживание он подаёт совершенно без прикрас, но с лёгкой добродушной иронией мудрого человека. Сейчас этого не хватает многим из тех, кто стремится сорвать все покрывала и разоблачить то или иное побуждение какого-либо поступка.
Жизнь и судьба Онегина интересны прежде всего тем, что на его примере видна драма человека, пытающегося постепенно выйти из-под контроля породившей его общественной среды. Этот путь долог и проходит немало времени, прежде чем осознаётся сам факт такого противостояния. Онегин превосходил среду, но очень долго не мог разотождествиться с нею, став неким диссидентом внутри системы. Он был как бы спутником того мира, который почитал ничтожным. Так бывает часто, когда человек, внешне разрывая все отношения с тем или иным кругом людей или идеей, на самом деле не может преодолеть силу их притяжения и оказывается неспособен уйти в другую систему координат. Отказавшись же от ложных идеалов света в своём сердце, Евгений Онегин неминуемо должен был бы примкнуть к декабристам, то есть бросить вызов системе, уродующей души людей. Последняя, зашифрованная глава романа как раз об этом.
Поведение Онегина обычно, когда он оказывается подвластен мнению того самого света, от которого он скрылся и который считал неизмеримо ниже себя. Напротив, он оригинален по сравнению с другими соседями-помещиками в организации управления имением. Он заменил тяжёлую повинность — барщину (необходимость работать на земле помещика несколько дней в неделю) лёгким оброком, но сделал это не просто от доброты душевной, но на основе серьёзных знаний. Он внимательно читал крупнейшего экономиста того времени Адама Смита. Окружающие его помещики в большинстве своём вообще не умели читать.
Автор характеризует своего героя в следующих строках:
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно...
Онегин был, по мненью многих
(Судей решительный и строгих),
Учёный малый, но педант,
Имел он счастливый талант
Без принуждены в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С учёным видом знатока
 Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнём нежданных эпиграмм.
Он знал довольно по-латыне,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить vale,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли;
Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живёт, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Но в чём он истинный был гений,
Что знал он твёрже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной...
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать, Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать, Являться гордым и послушным, Внимательным и равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой,
Блистал послушною слезой!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь, и вдруг
Добиться тайного свиданья...
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, —
Всё украшало кабинет Философа в осьмнадцать лет.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере...
...Забав и роскоши дитя.
Нет: рано чувства в нём остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружбы надоели...
И хоть он был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
 Его минутному блаженству...
Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.
Привычкой жизни избалован,
Одним на время очарован,
Разочарованный другим,
Желаньем медленно томим,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот как убил он восемь лет,
Утратя жизнь лучший цвет.
В красавиц он уж не влюблялся,
А волочился как-нибудь;
Откажут — мигом утешался;
Изменят — рад был отдохнуть.
Он их искал без упоенья,
А оставлял без сожаленья,
Чуть помня их любовь и злость.
Так точно равнодушный гость
На вист вечерний приезжает,
Садится; кончилась игра:
Он уезжает со двора,
Спокойно дома засыпает
И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру.
Но, получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нём думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел;
Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной.
Вы согласитесь, мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство...
...Евгений Наедине с своей душой
Был недоволен сам собой.
И поделом: в разборе строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом...