Две стороны и высота, проведенная к одной из них, одного треугольника соответственно равны двум сторонам и высоте, проведенной

решение задания по геометрии
 

В повести Гоголя запорожцы прибыли с "важной просьбой", князь Потёмкин проводил их к Екатерине, но они не успели ничего сказать, кузнец Вакула попросил черевички у императрицы - "какие сама царица носит", перебив казаков и она подарила ему пару, благодушно рассмеявшись над простодушием казака, но на этом приём окончился, Вакула отправился домой, а автор не имел права написать о настоящей просьбе представителей Запорожской Сечи и исторических событиях того времени.
Речь идёт о конце Запорожской Сечи и Манифесте Екатерины II,
Непредсказуемая Запорожская сечь, своенравная, бунт Пугачёва и примкнувшие к нему несколько сот запорожцев очень беспокоили Екатерину, объединение Сечи и неподчинение крепостным законам, окончание войны с Турцией и уменьшение роли казачества в охране рубежей и военных действиях-всё это привело к решению уничтожения Запорожской Сечи. Представители казачества обращались к Потёмкину-покровителю Сечи, он устроил казакам встречу с царицей. Казаки присягнули на верность и преданность императрице и просили защиты у неё - не уничтожать казачество. Екатерина отпустила их с миром, а через некоторое время был издан приказ об уничтожении и позже Манифест Екатерины Великой. Казаки сдались без единого выстрела, они не оказывали сопротивления, думая, что это ошибка-царица не знает о взятии их главной крепости. После физического уничтожения Сечи был излан Манифест, запретивший даже упоминать название запорожских казаков.
Вот настоящая история визита казаков к царице, которая закончилась печально.
Гоголь знал о запрете на упоминание исторических проблем уничтожения Сечи, он не мог открыто написать об этой трагедии, поэтому и придумал рождественскую сказку из жизни хутора, но с названием Диканька-резиденции с дворцом имперского канцлера Кочубея, таким образом автор привлёк  внимание  всего  Петербурга  к  проблемам уничтожения запорожцев, хитро обойдя цензуру, прикрыв историю весёлым и забавным мистическим сюжетом.

Интересно, что в восприятии Розанова Пушкин может быть одновременно и библейским пророком, и пантеистом в такой же мере, как сам Розанов может быть еврейским пророком и язычником. Такая интерпретадия Пушкина связана со взглядами  Розанова,  синтезирующими  иудаизм, христианство, язычество и буддизм. Такая субъективная объективность является, по моему мнению, проявлением сути философии жизни самого Розанова.
Самопознание происходит за счет познания мира, и мир познается через призму узнавания себя в мире. Между объектом и субъектом создается один континуум. Розанов узнавал Пушкина, узнавая Пушкина в себе, и Розанова в Пушкине, В таком новом, феноменологическом смысле,
Пушкин, наконец, действительно становится "нашим всем".