1день из жизни древне-египетского мальчика. 30 б.

Меня зовут Рахотеп. Мне 9 лет. Я живу с родителями и старшими братьями в деревне в доме из обожженного кирпича с плоской крышей из пальмовых листьев.
Сегодня утром я проснулся рано.
Умывшись из шаути (кувшина), я уселся прямо на пол, на циновку, и мама покормила меня лепешкой и финиками.
После завтрака я вышел в садик – сегодня, как всегда, у нас очень жарко, и золотая ладья бога Амон-Ра везет солнце по небесной реке.
Потом, как просила мама, я собрал сухие ветки для очага, а также полил огород.

После этого я взял кувшин с чистой водой и пошел отцу и братьям в поле. У нашей семьи есть небольшой надел земли. На нем мы выращиваем пшеницу и ячмень.
Недавно воды божественного Хапи (Нила) вернулись в свои берега, оставив слой мягкого, плодородного ила, и сейчас, в сезон «перет», самое время сеять зерно.

К обеду я вернулся домой. На обед была копченая рыба, салат-латук, огурцы, редис, чеснок.
После обеда мама попросила ей смолоть муку.
Потом мы с соседскими ребятами учились жонглировать, играли в мяч и «козленка на земле». А затем боролись как настоящие борцы. Под конец, конечно, подрались.

Я вернулся домой, и мама дала мне глотнуть немного молока из глиняного сосуда. Молоко у нас – настоящее лакомство.
На ужин, когда пришли отец и братья, мы ели перепелок с лепешками и овощами. А потом арбуз.
Перед сном я полез на крышу смотреть на звезды и так там и уснул.

«Абсолютизм (от латинского absolutus — независимый, неограниченный), абсолютная монархия. Абсолютизм характеризуется тем, что глава государства, монарх, рассматривается как главный источник законодательной и исполнительной власти, которая осуществляется зависимым от него аппаратом; он устанавливает налоги и распоряжается государственными финансами. При абсолютизме достигается наибольшая степень государственной централизации, создаётся разветвлённый бюрократический аппарат (судебный, налоговый и т. д.), большая постоянная армия и полиция; деятельность типичных для сословной монархии органов сословного представительства или прекращается или теряет прежнее значение. Социальную опору абсолютизма составляет дворянство».

Эпоха просвещения (XVIII) вошла в историю как век разума. Разум и Просвещение — основные лозунги эпохи. В то же время это и «галантный век» (Франция). Франция стала гегемоном духовной жизни Евро­пы, а просветительские идеи охватили также Англию, Герма­нию, Италию, Россию. Кризис абсолютизма, буржуазные революции, распространение философских знаний подготови­ли рождение новой культуры. Это выражалось в новом пони­мании самого человека, которого, как считали просветители, можно изменить к лучшему. Отличительная черта идеологии Просвещения — надеж­на на человеческий разум и гармонию общества через просве­щение людей и развитие их творческого начала.

В основании московского государственного и общественного порядка заложены были два внутренних противоречия, которые чем дальше, тем больше давали себя чувствовать московским людям. Первое из этих противоречий можно назвать политическим и определить словами В. О. Ключевского: "Это противоречие состояло в том, что московский государь, которого ход истории привел к демократическому полновластию, должен был действовать посредством очень аристократической администрации". Такой порядок вещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым боярством во второй половине XVI в. Второе противоречие было социальным и состояло в том, что под давлением военных нужд, вызванных необходимостью лучшего устройства государственной обороны, интересы промышленного и земледельческого класса, труд которого служил основанием народного хозяйства, систематически приносились в жертву интересам служилых землевладельцев, не участвовавших непосредственно в производительной деятельности страны. Последствием такого порядка вещей было недовольство тяглой массы и стремление ее к выходу с "тяглых жеребьев" на черных и частновладельческих землях, а этот выход, в свою очередь, вызвал ряд других осложнений общественной жизни. Оба противоречия в своем развитии во вторую половину XVI в. создали государственный кризис, последним выражением которого и было так называемое смутное время. Нельзя, по нашему разумению, приступить к изложению этого времени, не ознакомясь с условиями, его создавшими, и не сделав хотя краткого отступления об эпохе сложения московского государственного и общественного строя.В понятие власти московского государя входили два признака, одинаково существенных и характерных для нее. Во-первых, власть московского государя имела патримониальный характер. Происходя из удельной старины, она была прямой преемницей вотчинных прав и понятий, отличавших власть московских князей XIV–XV вв. Как в старое время, всякий удел был наследственной собственностью, вотчиной своего "государя", удельного князя, так и все Московское государство, ставшее на месте старых уделов, признавалось "вотчиной" царя и великого князя. С Московского государства это понятие вотчины переносилось даже на всю Русскую землю, на те ее части, которыми московские государи не владели, но надеялись владеть. "Не то одно наша вотчина, – говорили московские князья литовским, – кои городы и волости ныне за нами, а вся русская земля... из старины от наших прародителей наша вотчина". Вся полнота владельческих прав князя на наследованный удел была усвоена московскими государями и распространена на все государство. На почве этой удельной преемственности и выросли те понятия и привычки, которые Грозный выражал словами: "Жаловати есмы своих холопей вольны, а и казнити вольны же есмы". И сам Грозный считал себя собственником своей земли, и люди его времени смотрели на государство, как на "дом" или хозяйство государя. Любопытно, что один из самых впечатлительных и непосредственных, несмотря на вычурность слога, писателей конца XVI и начала XVII в., Иван Тимофеев, обсуждая последствия прекращения московской династии, всегда прибегал к сравнению государства с "домом сильножителя": очевидно, такая аналогия жила в умах той эпохи. Во-вторых, власть московского государя отличалась национальным характером. Московские великие князья, распространяя свои удельные владения и став сильнейшими среди севернорусских владетелей, были призваны историей к деятельности высшего порядка, чем их прославленное удельное "скопидомство". Им, как наиболее сильным и влиятельным, пришлось взять на себя задачу народного освобождения от татар. Рано стали они копить силы для борьбы с татарами и гадать о том, когда "Бог переменит Орду". Во второй половине XIV в. борьба с Ордой началась, и на Куликовом поле московский князь впервые выступил борцом не только за свой удельный интерес, но и за общее народное дело. С той поры значение московских великих князей стало изменяться: народное чувство превратило их из удельных владетелей в народных вождей, и уже Дмитрий Донской заслужил от книжников эпитет "царя русского". Приобретение Москвой новых земель перестало быть простым собиранием "примыслов" и приобрело характер объединения великорусских земель под единой национальной властью. Трудно решить, что шло впереди: политическая ли прозорливость московского владетельного рода или же самосознание народных масс; но только во второй половине XV в. национальное государство уже сложилось и вело сознательную политику; ко времени же Грозного готовы были и все те политические теории, которые провозгласили Москву "новым Израилем", а московского государя – "царем православия".  Таким образом, московская власть была властью абсолютной и демократической.