Каким по мысли гоголя должен быть настоящий художник

Настоящее искусство, по мысли гоголя, должно быть озарено высшим светом и не подчиняться законам сиюминутного, временного.

Джордж го́рдон ба́йрон, с 1822 года — ноэл-байрон, с 1798 года — 6-й барон байрон (. george gordon byron (noel), 6th baron byron; 22 января 1788 года, лондон — 19 апреля 1824 года, миссолунги, османская греция), обычно именуемый просто лорд байрон (lord byron) — британский поэт-романтик, покоривший воображение всей европы своим «мрачным эгоизмом»[6]. наряду с п. б. шелли и дж. китсом представляет младшее поколение британских романтиков. его альтер-эго чайльд-гарольд стал прототипом бесчисленных байронических героев в разных стран европы. мода на байронизм продолжалась и после смерти байрона, даже несмотря на то, что к концу жизни в стихотворном романе «дон жуан» и шуточной поэме «беппо» сам байрон перешёл к сатирическому реализму с опорой на наследие а. поупа. поэт принял участие в греческой войне за независимость и потому считается национальным героем греции.

Островский обладает глубоким пониманием жизни и великим уменьем изображать резко и живо самые существенные ее стороны.  внимательно соображая совокупность его произведений, мы находим, что чутье истинных потребностей и стремлений жизни никогда не оставляло его; оно иногда и не показывалось на первый взгляд, но всегда находилось в корне его произведений.  требование права, уважение личности, протест против насилия и произвола вы находите во множестве произведений; но в них большею частию дело не проведено жизненным, практическим образом, почувствована отвлеченная, философская сторона вопроса и из нее все выведено, указывается право, а оставляется без внимания реальная возможность. у островского не то: у него вы находите не только нравственную, но и житейскую сторону вопроса, а в этом-то и сущность дела. у него вы ясно видите, как самодурство опирается на толстой мошне, которую называют «божиим благословением», и как безответность людей перед ним определяется материальною от него зависимостью. мало того, вы видите, как эта материальная сторона во всех житейских отношениях господствует над отвлеченною и как люди, лишенные материального обеспечения, мало ценят отвлеченные права и даже теряют ясное сознание о них. в самом деле — сытый человек может рассуждать хладнокровно и умно, следует ли ему есть такое-то кушанье; но голодный рвется к пище, где ни завидит ее и какова бы она ни была. это явление, повторяющееся во всех сферах общественной жизни, хорошо замечено и понято островским, и его пьесы яснее всяких рассуждений показывают, как система бесправия и грубого, мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым, которые от него ; как они, если мало-мальски сохраняют в себе остатки энергии, стараются употребить ее на приобретение возможности жить самостоятельно и уже не разбирают при этом ни средств, ни прав.  у островского на первом плане является всегда общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка жизни. он не карает ни злодея, ни жертву; оба они жалки вам, нередко оба смешны, но не на них непосредственно обращается чувство, возбуждаемое в вас пьесою. вы видите, что их положение господствует над ними, и вы вините их только в том, что они не выказывают достаточно энергии для того, чтобы выйти из этого положения. сами самодуры, против которых естественно должно возмущаться ваше чувство, по внимательном рассмотрении оказываются более достойны сожаления, нежели вашей злости: они и добродетельны и даже умны по-своему, в пределах, предписанных им рутиною поддерживаемых их положением; но положение это таково, что в нем невозможно полное, здоровое человеческое развитие.  таким образом, борьба, совершается в пьесах островского не в монологах действующих лиц, а в фактах, господствующих над ними. посторонние лица имеют резон своего появления и оказываются даже необходимы для полноты пьесы. недеятельные участники жизненной драмы, по-видимому занятые только своим делом каждый,— имеют часто одним своим существованием такое влияние на ход дела, что его ничем и отразить нельзя. сколько горячих идей, сколько обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом проходящую мимо нас! сколько чистых и добрых чувств замирает в нас из боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой. а с другой стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия останавливается пред решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и податливой, но, в сущности, весьма неуступчивой в том, что раз ею признано. поэтому чрезвычайно важно для нас знать, каковы понятия этой толпы о добре и зле, что у ней считается за истину и что за ложь. этим определяется наш взгляд на положение, в каком находятся главные лица пьесы, а следовательно, и степень нашего участия к ним.  ниже продолжение