Ответьте , где в сказке три толстяка находится развязка? 40 !

Рассказ о маленькой девочке по имени козетта начинается с несчастной любви ее матери. ее мать звали фантина, она была безумно влюблена в одного мужчину, но тот оказался весьма коварным – он воспользовался ею и бросил на произвол судьбы. после их романа у женщины родилась дочь. с маленькой девочкой на руках, фантина вынуждена скитаться по свету в поисках пропитания, но кто возьмет на работу женщину с маленьким ребенком на руках? так, в один из дней, скитания приводят их в монфермейл, на улицу хлебопеков, и глазам ее предстает чудесная картина: две девочки, счастливые и веселые, раскачиваются на своих качелях. фантина решила, что именно такой жизни заслуживает ее дочь. поговорив с детьми, она попросила их отвести ее к родителям. так она оказывается перед дверьми трактира, который принадлежал алчным тенардье. фантина уговаривает хозяев оставить у себя ее дочь, обещая ежемесячно присылать деньги на ее содержание. так козетта оказывается в семье тенардье. трактирщик и его жена ненавидят девочку и делают все, чтобы усугубить ее существование. жадность душит этих людей, они считают, что козетта их объедает. ей было велено питаться объедками под столом, наравне с животными, несмотря на то, что ее мать, как и обещала, продолжала присылать деньги, как и было условлено. но хозяевам трактира все было мало, и она постоянно повышали плату за содержание девочки. так, с оговоренных изначально семи франков в месяц, эта сумма выросла до пятнадцати. несчастная женщина выполняла любое их ложное требование: будь то дополнительные деньги на теплую одежду или дорогостоящие лекарства для лечения несуществующей болезни. в отчаянии фантине пришлось продать свои волосы и зубы, чтобы ее дочка могла жить и содержаться, как она думала, в достойных условиях. она не переставала видеть те качели, и представляла, что ее дочка вместе с детьми трактирщицы так же весело и беззаботно качается на них каждый день. как только козетте исполнилось пять лет – она стала прислугой в алчной семье. она моет, убирает, подметает двор, ходит за покупками и делает всю самую «грязную» работу. девочка вошла в их дом светлым розовощеким ребенком, а пару лет спустя стала истощенной и замученной девочкой. дети хозяев не позволяли ей приближаться к ним и играть вместе. мать несчастной умерла от чахотки, и она осталась совсем одна на белом свете. перед смертью единственное, что 

Сергей есенин - ты запой мне ту песню

ты запой мне ту песню, что прежденапевала нам старая мать,не жалея о сгибшей надежде,я сумею тебе подпевать.

я ведь знаю, и мне знакомо,потому и волнуй и тревожь,будто я из родимого домаслышу в голосе нежную дрожь.

ты мне пой, ну а я с такою,вот с такою же песней, как ты,лишь немного глаза прикрою,вижу вновь дорогие черты.

ты мне пой, ведь моя отрада –что вовек я любил не одини калитку осеннего сада,и опавшие листья с рябин.

ты мне пой, ну а я припомнюи не буду забывчиво хмур: так приятно и так легко мневидеть мать и тоскующих кур.

я навек за туманы и росыполюбил у березки стан,и ее золотистые косы,и холщовый ее сарафан.

потому так и сердцу не жестко–мне за песнею и за виномпоказалась ты той березкой,что стоит под родимым окном.

в хате

пахнет рыхлыми драченами,у порога в дежке квас,над печурками тараканы лезут в паз.

вьется сажа над заслонкою,в печке нитки попелиц,а на лавке за солонкою —шелуха сырых яиц.

мать с ухватами не сладится,нагибается низко,старый кот к махотке крадетсяна парное молоко.

квохчут куры беспокойныенад оглоблями сохи,на дворе обедню стройнуюзапевают петухи.

а в окне на сени скатые,от пугливой шумоты,из углов щенки кудлатыезаползают в хомуты.

возвращение на родину

я посетил родимые места,ту сельщину,где жил мальчишкой,где каланчой с березовою вышкойвзметнулась колокольня без креста.

как много изменилось там,в их бедном неприглядном быте.какое множество открытийза мною следовало по пятам.

отцовский домне мог я распознать; приметный клен уж под окном не машет,и на крылечке не сидит уж мать,кормя цыплят крупитчатою кашей.

стара, должно быть, стала…да, стара.я с грустью озираюсь на окрестность: какая незнакомая мне местность:

одна, как прежняя, белеется гора,да у горывысокий серый камень.здесь кладбище! подгнившие кресты,как будто в рукопашной мертвецы,застыли с распростертыми руками.

по тропке, опершись на подожок,идет старик, сметая пыль с бурьяна.

«прохожий! укажи, дружок,где тут живет есенина татьяна? »

«татьяна… гм…да вон за той избой.а ты ей что? сродни? аль, может, сын пропащий? »

«да, сын.но что, старик, с тобой? скажи мне,отчего ты так глядишь скорбяще? »

«добро, мой внук,добро, что не узнал ты »«ах, дедушка, ужели это ты? »

и полилась печальная беседаслезами теплыми на пыльные цветы.………………

«тебе, , скоро будет тридцать…а мне уж девяносто…скоро в гроб.давно пора бы было воротиться»,—он говорит, а сам все морщит лоб.

« ты не коммунист? »«»«а сестры стали комсомолки.такая гадость! просто удавись! вчера иконы выбросили с полки,на церкви комиссар снял крест.теперь и богу негде .уж я хожу украдкой нынче в лес,молюсь осинам…может, пригодится…пойдем домой —ты все увидишь сам».

и мы идем, топча межой кукольни.я улыбаюсь пашням и лесам,а дед с тоской глядит на колокольню.………………

«здорово, мать! здорово! » —и я опять тяну к глазам платок.тут разрыдаться может и корова,глядя на этот бедный уголок.

на стенке календарный ленин.здесь жизнь сестер,сестер, а не моя,—но все ж готов упасть я на колени,увидев вас, любимые края.

пришли соседи…женщина с ребенком.уже никто меня не узнает.по-байроновски наша собачонкаменя встречала с лаем у ворот.

ах, милый край! не тот ты стал,не тот.да уж и я, конечно, стал не прежний.чем мать и дед грустней и безнадежней,тем веселей сестры смеется рот.

конечно, мне и ленин не икона,я знаю мир…люблю мою семью…но отчего-то все-таки с поклономсажусь на деревянную скамью.

«ну, говори, сестра! »

и вот сестра разводит,раскрыв, как библию, пузатый «капитал»,о марксе,энгельсе…ни при какой погодея этих книг, конечно, не читал.

и мне смешно,как шустрая девчонкаменя во всем за шиворот берет……………….по-байроновски наша собачонкаменя встречала с лаем у ворот.

гой ты, русь, моя родная…

гой ты, русь, моя родная,хаты — в ризах образа…не видать конца и края —только синь сосет глаза.

как захожий богомолец,я смотрю твои поля.а у низеньких околицзвонно чахнут тополя.

пахнет яблоком и медомпо церквам твой кроткий спас.и гудит за корогодомна лугах веселый пляс.

побегу по мятой стежкена приволь зеленых лех,мне навстречу, как сережки,прозвенит девичий смех.

если крикнет рать святая: «кинь ты русь, живи в раю! »я скажу: «не надо рая,дайте родину мою».

голубая родина фирдуси…

голубая родина фирдуси,ты не можешь, памятью простыв,позабыть о ласковом урусеи глазах задумчиво простых.голубая родина фирдуси.

хороша ты, персия, я знаю,розы, как светильники, горяти опять мне о далеком краесвежестью говорят.хороша ты, персия, я знаю.

я сегодня пью в последний разароматы, что хмельны, как брага.и твой голос, дорогая шага,в этот трудный расставанья часслушаю в последний раз.

но тебя я разве позабуду? и в моей скитальческой судьбеблизкому и дальнему мне людубуду говорить я о тебе,и тебя навеки не забуду.

я твоих несчастий не боюсь,но на всякий случай твой угрюмыйоставляю песенку про русь: запевая, обо мне подумай,и тебе я в песне отзовусь…

извини,больше не влезает