Определите размер стиха "я убит подо ржевом". я убит подо ржевом, в безымянном болоте, в пятой роте, на левом, при жестоком налете. я не слышал разрыва и не видел той вспышки, - точно в пропасть с обрыва - и ни дна, ни покрышки. и во всем этом мире до конца его дней - ни петлички, ни лычки с гимнастерки моей. я — где корни слепые ищут корма во тьме; я — где с облаком пыли ходит рожь на холме. я — где крик петушиный на заре по росе; я — где ваши машины воздух рвут на шоссе. где — травинку к травинке - речка травы прядет, там, куда на поминки даже мать не придет. летом горького года я убит. для меня - ни известий, ни сводок после этого дня. подсчитайте, живые, сколько сроку назад был на фронте впервые назван вдруг сталинград. фронт горел, не стихая, как на теле рубец. я убит и не знаю - наш ли ржев наконец? удержались ли наши там, на среднем дону? этот месяц был страшен. было все на кону. неужели до осени был за н и м уже дон и хотя бы колесами к волге вырвался о н? нет, неправда! той не выиграл враг. нет же, нет! а иначе, даже мертвому, — как? и у мертвых, безгласных, есть отрада одна: мы за родину пали, но она - спасена. наши очи померкли, пламень сердца погас. на земле на проверке выкликают не нас. мы — что кочка, что камень, даже глуше, темней. наша вечная память - кто завидует ей? нашим прахом по праву овладел чернозем. наша вечная слава - невеселый резон. нам свои боевые не носить ордена. вам все это, живые. нам — отрада одна, что недаром боролись мы за родину-мать. пусть не слышен наш голос, вы должны его знать. вы должны были, братья, устоять как стена, ибо мертвых проклятье - эта кара страшна. это горькое право нам навеки дано, и за нами оно - это горькое право. летом, в сорок втором, я зарыт без могилы. всем, что было потом, смерть меня обделила. всем, что, может, давно всем привычно и ясно. но да будет оно с нашей верой согласно. братья, может быть, вы и не дон потеряли и в тылу у москвы за нее умирали. и в заволжской дали спешно рыли окопы, и с боями дошли до предела европы. нам достаточно знать, что была несомненно там последняя пядь на дороге военной, - та последняя пядь, что уж если оставить, то шагнувшую вспять ногу некуда ставить… и врага обратили вы на запад, назад. может быть, побратимы. и смоленск уже взят? и врага вы громите на ином рубеже, может быть, вы к границе подступили уже? может быть… да исполнится слово клятвы святой: ведь берлин, если помните, назван был под москвой. братья, ныне поправшие крепость вражьей земли, если б мертвые, павшие хоть бы плакать могли! если б залпы победные нас, немых и глухих, нас, что вечности преданы, воскрешали на миг. о, товарищи верные, лишь тогда б на войне ваше счастье безмерное вы постигли вполне! в нем, том счастье, бесспорная наша кровная часть, наша, смертью оборванная, вера, ненависть, страсть. наше все! не слукавили мы в суровой борьбе, все отдав, не оставили ничего при себе. все на вас перечислено навсегда, не на срок. и живым не в этот голос наш мыслимый. ибо в этой войне мы различья не знали: те, что живы, что пали, - были мы наравне. и никто перед нами из живых не в долгу, кто из рук наших знамя подхватил на бегу, чтоб за дело святое, за советскую власть так же, может быть, точно шагом дальше упасть. я убит подо ржевом, тот — еще под москвой… где-то, воины, где вы, кто остался живой? ! в городах миллионных, в селах, дома — в семье? в боевых гарнизонах на не нашей земле? ах, своя ли, чужая, вся в цветах иль в снегу… я вам жить завещаю - что я больше могу? завещаю в той жизни вам счастливыми быть и родимой отчизне с честью дальше служить. горевать — горделиво, не клонясь головой. ликовать — не хвастливо в час победы самой. и беречь ее свято, братья, — счастье свое, - в память воина-брата, что погиб за нее.

Первая строфа: --*--*- --*--*- --*--*- --*--*- это двустопный анапест.

Достаточно было написать только одну строфу) это двустопный анапест

Это цитата из 4-й главы романа в стихах пушкина"евгений онегин": люблю  я  дружеские  вракии  дружеский  бокал  винапорою  той,  что  названа пора  меж  волка  и  собаки. выражение является калькой французского выражения и означает сумерки - время, когда нужно выпустить сторожевых собак, потому что могут прийти волки, охотящиеся ночью. также в выражение использовано современным писателем сашей соколовым - второй из трех его романов называется "между собакой и волком". 

Сочинение образ петра i поражает своей силой. она чувствуется, во всем: в росте, в мощи, в размахе чувств, в работе и разгуле. петр мало похож на европейского государя: он своими руками пытает и казнит, бьет приближенных (хотя и за непомерно пьет, устраивает дикие забавы. но ведь он сумел сделать россию передовой державой, привить стране европейскую культуру. писатель почти не дает развернутых описаний внешности царя, рисуя его как бы штрихами. вот петр — юноша: «у петра все шире округлялись глаза от любопытства. но он молчал, сжав маленький рот. почему-то казалось, что, если он вылезет на берег — длиннорукий, длинный, — лефорт засмеется над ним». а вот в зрелые годы после взятия нарвы: «петр стремительно вошел в сводчатую рыцарскую залу в замке… он казался выше ростом, спина была вытянута, грудь шумно дышала…» и лишь глазами иностранца писатель дает развернуто его описание: «это — человек высокого роста, статный, крепкого телосложения, подвижный и ловкий. лицо у него круглое, со строгим выражением, брови темные, волосы короткие, кудрявые и темноватые. на нем был саржевый кафтан, красная рубашка и войлочная шляпа». толстой часто подчеркивает нервозность царя: дрожащие ноздри, выкатившиеся глаза, дергающаяся в гневе голова, пропущенные буквы во время письма, когда он торопится, пропущенные слова, когда, «горячась, он начинал говорить неразборчиво, захлебывался торопливостью, точно хотел сказать много больше того, чем было слов на языке». петр всегда торопился, потому что с ранней юности понял, что перед ним стоит великая : сделать россию такой же богатой и сильной, как европейские государства. ночи царь проводит без сна, думая: «удивить-то он удивил, а что из того? какой она была — сонной, нищей, неповоротной, такой и лежит россия. какой там стыд! стыд у богатых, сильных… а тут непонятно, какими силами растолкать людей, продрать им глаза…» и тут же мыслит, как человек далекой нам и страшной в своем варварстве эпохи: «указ, что ли, какой-нибудь издать страшный? перевешать, перепороть…» и он порол, вешал, етриг бороды, гнал людей на каторжные непосильные работы. все это так — надо помнить, какой ценой россии вошла в европу. но ведь и до петра пороли и вешали… а он, хотя, по словам пушкина, и писал указы, точно кнутом, действовал во благо державы. петр алексеевич понял также, что учиться надо всем, и ему первому. с наивностью он говорит принцессе: «знаю четырнадцать ремесел, но еще плохо, за этими сюда приехал… у вас королями быть — разлюбезное дело… а ведь мне, мамаша, мне нужно сначала самому плотничать научиться». самая поразительная черта характера, которая удивляла и иностранцев, и своих, — это то, что петр не гнушался иметь дело с простыми, «подлыми» людьми. мало того, ради дела ему незазорно было подчиняться ремесленникам, которые называли его запросто по имени. петр учился не только ремеслам, но и наукам, искусствам, особенно военному делу. знал он и несколько иностранных языков, лично экзаменуя людей, посланных за границу. пушкин писал о нем: «то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник…» почти все его царствование прошло в войнах. сами преобразования служили прежде всего достижению победы над швецией. каков же петр в бою? толстой показывает нам, что этот герой не стремится, подобно карлу xii, постоянно подчеркивать свою храбрость. после поражения под нарвой царь уезжает, не боясь, что его обвинят в трусости. он выше этого. в этот период особенно наглядно проявляется характернейшая его черта: неудачи и трудности не только не могут заставить его изменить цель, но еще решительнее бороться за ее достижение. «конфузил — урок добрый, — говорит он, узнав о разгроме армии, для создания которой положил чуть ли не десять лет жизни. — славы не ищем… и еще десять раз разобьют, потом уж мы одолеем…» а. толстой в конце романа подчеркивает, что петр считал войну делом тяжелым и трудным, будничной «страдой кровавой», государственной нуждой, противопоставляя его шведскому королю, который воюет ради славы. противопоставление это видно и в полководческих дарованиях обоих монархов: талантливый карл, увлеченный , в конце концов терпит поражение от петра, для которого победа и судьба своей державы неразделимы. невозможно целиком охватить образ петра великого. алексей николаевич толстой не сумел этого сделать за всю жизнь, оставив роман неоконченным. но мы знаем, что в первую четверть xviii века император пережил славу победы под полтавой, на море, мира с побежденным врагом, возвышения россии. многое в петре непонятно нам сегодня. но его любовь к стране, умение учиться у других — качества, которые мы не можем не ценить