Досьє містера і місіс беррімор

рассказ л. пантелеева начат в блокадном ленинграде, закончен в москве, в госпитале летом 1942 года. впервые автор читал рассказ по московскому радио осенью того же года. рассказ вызвал огромное количество читательских откликов.

«маринка» была опубликована в газете «комсомольская правда» (1943, 5 марта), затем одновременно в сборниках «рассказы о маленьких и больших», м., советский писатель, 1948; «рассказы о подвиге», м., «молодая гвардия», 1948

это рассказ о том, как война изменяла жизнь людей и прежде всего, детей, как повлияла на их внешний облик и внутреннее состояние. речь в рассказе идет о шестилетней девочке маринке из блокадного ленинграда, которая жила с писателем в одном доме и по одной лестнице.

в рассказе описаны четыре встречи.

первая (еще до войны) – на лестнице, когда писатель, живший на первом этаже, открывал ключом свою квартиру, а маринка, разрумянившаяся после прогулки, поднималась выше, таща за собой большую куклу.

вторая встреча была в его квартире, которую жильцы использовали под бомбоубежище. война еще не коснулась по–настоящему детского сознания. немцы девочке казались скорее чудищами из сказки, чем реальными людьми.

когда писатель спросил, чтобы она сделала, если бы в комнату вошел , девочка ответила, что она его ударила бы стулом, а если он сломается. то зонтиком, то лампой, то калошей по голове.

третья встреча произошла через четыре месяца, когда в ленинграде стояла лютая зима. такая же лютая она была и в квартирах. характерная деталь: «на огромной кровати, под грудой одеял и одежды теплилась маленькая маринкина жизнь».

на тот же вопрос ее взрослого друга, что бы она сделала, если бы в комнату вошел , маринка, долго думая, ответила: «я его укушу». и это было сказано так, что писатель подумал: «я не позавидовал бы тому немцу, который отважился бы зайти в эту холодную, закопченную комнату».

последняя встреча была уже весной. когда много могил пришлось писателю вырубать в промерзшей земле. и как рады были писатель и маринка увидеть друг друга живыми. он ей показался седым и старым, а она – такой худой и бледной, но готовой, чтобы порадовать друга, станцевать ему. он ее силы и отказался. а на вопрос, когда разобьем фашистов, ответил: «скоро».

свой ответ писатель посчитал присягой, которую он дал маринке. а присяга, как известно, требует исполнения.

ответ:Если сравнивать словенские баллады и шотландские, то в первых события развиваются в соответствии с тем, "как быть должно". Всякое случается как бы говорит словенский гусляр, злоумышленник может, конечно, напасть на беззащитным дом и даже пленить его обитательницу. Но несправедливость и безнравственность не могут торжествовать. Так в словенской балладе о прекрасной Аленчице рассказывается, как однажды на дом, где она жила, напал турок и увел ее с собою. Узнав о случившемся ее защитник мчится в погоню, рубит голову похитителю и вызволяет прекрасную Аленчицу. Не то в шотландской балладе. Конечно же, безымянный шотландский менестрель не хуже своего словенского собрата понимает, что нападать на чужие жилища, жечь, грабить, убивать, уводить чужих жен, воспользовавшись отсутствием их защитников, - в высшей степени безнравственно, так быть не должно. Но утверждает он эту истину не прямым представлением "как должно" - т.е. не счастливой развязкой, не нравоучительной концовкой, а реальной картиной того, что есть, что в действительности чаще всего бывало в годы бесконечных столкновений вдоль всей англо-шотландской границы, когда погибали и правый и виноватый, и сильный и слабый, и герой и злодей. Именно эта суровая правда жизни, картины неоправданной жестокости, самоочевидной несправедливости составляют основу того мощного воздействия, которое старинные английские и шотландские баллады оказывали и продолжают оказывать на эмоциональный мир человека, на его нравственное чувство. Все это относится, прежде всего, к наиболее древним английским и шотландским балладам. Позднее в них - в особенности в те, которые подверглись литературной обработке, - проникли и счастливые развязки, и назидательные концовки. В старинной шотландской балладе "Два ворона", вещая птица, обнаружив неподалеку "добычу" - убитого рыцаря, - не без горечи замечает, что рыцарь этот покинут всеми своими близкими: Сокол в рощу улетел На кобылку недруг сел, А хозяйка ждет милого, Не убитого, живого. Вероятно значительно позже сложилась другая баллада "Три ворона", повторяющая исходную ситуацию баллады "Два ворона", но разворачивается в совершенно ином нравственном ключе. Те, кто были близки убитому рыцарю, не бросили его и после смерти: охотничьи псы остались у хозяина, охраняя его от лесных зверей, сокол оберегает его от посягательств пернатых стервятников, а невеста целует его "окровавленное чело", предает тело земле и умирает сама. Завершает балладу двустишие: