Составь план сказки по образцу чёрная курица ! часть 1, в которой алёша сначала испугался , потом удивился и обрадовался появлению чернушки . с ней он отправился в путь и попал в комнату, где никогда не бывал , но которую ему хотелось видеть. часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6,

Часть  2. чернуха и кухарка.  часть  3. подземное царство.  часть  4. конопляное зернышко.  часть  5. успехи алёши в школе.  часть 6. предательство алёши.  часть 7. прощание с чернухой. 

Из комедии «ревизор» (1836) н. в. гоголя (1809-1852).слова хлестакова (действ. 3, явл. 6):   «один раз я даже департаментом и странно: директор уехал, куда уехал - неизвестно. ну, натурально пошли толки: как, что, кому занять место? многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! после видят, нечего делать, — ко мне. и в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров! каково положение, я спрашиваю? »

На "эталон" не похоже даже тогда, когда пишется о сходном и страшном. две страницы из романа "солдатами не " и две - из рассказа "гуси-лебеди". синцов, герой симонова, теряет руку в боях под сталинградом. марьянов, герой воробьева, теряет руку на операционном столе. первый эпизод описан умело и "грамотно": множество как бы случайных деталей (во время атаки взгляд героя цепляется за мелочи). потом - резкий удар по руке. синцов смотрит на "обрубленную" левую кисть, осколки кости. и - во время перевязки - стоически переносит боль ("еще надеялся, что не закричит от нее"). после - будут еще рассуждения в госпитале: "на этот раз война все-таки добилась своего - укоротила тебя, списала! а если не хочешь смириться с этим, это теперь твое личное дело. " - и далее, далее, далее. герой рассказа "гуси-лебеди" тоже переносит боль по-спартански. но воробьев не "описывает" и не "заостряет внимание". мягкие и холодные пальцы хирурга, ощупывающие раненую руку марьянова, - чувствуешь, как чувствуешь и холодный пот на лбу героя, и резкую боль, и жуть, вошедшую внутрь его души, когда он понял, что лишился руки. и после - со вздохом и смотришь на врача: "хирург сморщил нос, пошевелил сединой бровей и низко склонился к лицу марьянова. - и совсем не рука, - сказал он ласково, как ребенку, - не рука, а кисть. и к тому же - левая кисть. ну, будьте же до конца умницей. - и запеленатыми в марлю губами поцеловал марьянова в лоб". после двух мучительных страниц воробьева - "деревянной" кажется проза "всенародно известного". советский читатель был доверчив. он верил, что "солдатами не " - правда "на века". и он ничего не слышал о воробьеве. но дар художника (то, что и дает произведению по-настоящему долгую жизнь) - это не только умение "слова складывать", не только умение "видеть и подмечать". это умение писать словно бы "помимо слов". за многотомным произведением симонова проглядывало "сочинительство", некогда отвергнутое воробьевым. и тем более поражает: рассказ воробьева был написан в 1952-м, роман симонова - в 1964-м. зрелый симонов и ранний воробьев. а ведь к 1964-му уже появится повесть "убиты под москвой", после которой трудно было написать о войне что-либо равное, и уже имя воробьева, автора "неправильного" и "подозрительного", станет на долгие годы непроизносимым. быть "до жути одиноким" - судьба избранных. разница между константином воробьевым и "разрешенной" баталистикой не сводилась к различию между прозой "лейтенантов" и прозой "военных корреспондентов". "лейтенантов" критики часто выстраивали в одну шеренгу, которая равнялась на виктора некрасова. долю правды в таком "выпрямлении" военной прозы по "окопам сталинграда" найти можно. но воробьева в этой шеренге не было. честность некрасова и честность воробьева - одной природы. но некрасов ближе к правде документа. воробьев - к той художественной правде, которая была завещана ее xix веком. "ночной бой. самый сложный вид боя. бой одиночек. боец здесь все. власть его неограниченна. инициатива, смелость, инстинкт, чутье, находчивость - вот что решает исход. здесь нет массового, самозабвенного азарта дневной атаки. нет чувства локтя. нет "ура", облегчающего, все закрывающего, "ура". нет зеленых шинелей.