Напишите мне сочинение на тему, , как я понимаю отношение героя к россии."н.а.некрасов дедушка

Как понимают счастье автор и герои поэмы н.а.некрасова «кому на руси жить хорошо» поэма «кому на руси жить хорошо» - итог раздумий автора о судьбах страны и народа. кому на руси жить хорошо? - с этого вопроса начинается поэма. сюжет ее, подобно сюжету народных сказок, построен как путешествие крестьян- стариков в поисках счастливого человека. странники ищут его среди всех сословий тогдашней руси, но главная цель их - найти «счастье мужицкое». в поэме решается самый главный вопрос того времени: «народ освобожден, но счастлив ли народ? ». возникает и другая проблема: каковы пути, ведущие к народному счастью. с глубокой симпатией автор относится к тем крестьянам, которые не пресмыкаются перед , не смиряются со своим рабским положением. это и савелий, и матрена тимофеевна, и гриша добросклонов, и ермил гирин. чтобы ответить на вопрос: «кому на руси жить хорошо? », некрасов оглядывает всю русь и вначале не находит положительного ответа на этот вопрос, так как поэма была начата в 1863 году, сразу после отмены крепостного права. но позже, уже в 70-х годах, когда передовая молодежь шла «в народ», обретая счастье в служении ему, поэт пришел к выводу: служить народу - и есть счастье. образом «народного заступника» гриши добросклонова поэт отвечает на поставленный в поэме вопрос. о нем рассказывается в последней части, названной «пир - на весь мир». тяжел жизненный путь семинариста гриши. сын полунищего дьячка и «батрачки безответной», он пережил голодное детство и суровую юность. в семинарии «их недокармливал хапуга-эконом», а во время каникул гриша батрачил у себя на вахлачине. он был отзывчивым и любящим сыном, и «в сердце мальчика с любовью к бедной матери, любовь ко всей вахлачине слилась». он решил посвятить свою жизнь борьбе за освобождение народа: пятнадцати григорий твердо знал уже, кому отдаст всю жизнь свою и за кого умрет, сильный духом, свободолюбивый, чуждый личным интересам, гриша добросклонов идет не по проторенной дороге, а выбирает трудный путь в борьбе за угнетенных. народ, видя в нем своего посланца, благословляет его на борьбу: ему судьба готовила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и сибирь. гриша - поэт, он создает песню «русь», в которой воспевает пробудившуюся россию: рать подымается ~ неисчислимая, сила в ней скажется несокрушимая!

Сутра у меня было жуткое, прямо-таки похоронное настроение - в этом лесу убили лешку басоса, моего самого близкого друга и, наверное, лучшего парня на земле. и хотя погиб он недели три назад, я весь день невольно думал о нем. я находился тогда на , а когда вернулся, его уже похоронили. мне рассказали, что на теле было множество ран и тяжелые ожоги - перед смертью его, раненного, крепко пытали, видимо, стараясь что-то выведать, кололи ножами, прижигали ступни, грудь и лицо. а затем добили двумя выстрелами в затылок. в школе младшего комсостава пограничных войск почти год мы спали на одних нарах, и его затылок с такими знакомыми мне двумя макушками и завитками рыжеватых волос на шее с утра маячил у меня перед глазами. он воевал три года, а погиб не в открытом бою. где-то здесь его подловили - так и неизвестно кто? ! - подстрелили, видимо, из засады, мучали, жгли, а затем убили - как ненавидел я этот проклятый лес! жажда мести - встретить бы и посчитаться! - с самого утра овладела мной. настроение настроением, а дело делом - не поминать же лешку и даже не мстить за него мы сюда приехали. если лес под столбцами, где мы искали до вчерашнего полудня, война как бы обошла стороной, то здесь было совсем наоборот. в самом начале, метрах в двухстах от опушки, я наткнулся на обгоревший штабной автомобиль. его не подбили, а сожгли сами фрицы: деревья тут совсем зажали тропу, и ехать стало невозможно. немного погодя я увидел под кустами два трупа. точнее, зловонные скелеты в полуистлевшем темном обмундировании - танкисты. и дальше на заросших тропинках этого глухого, чащобного леса мне то и дело попадались поржавевшие винтовки и автоматы с вынутыми затворами, испятнанные кровью грязно-рыжие бинты и вата, брошенные ящики и пачки с патронами, пустые консервные банки и обрывки бумаг, фрицевские походные ранцы с рыжеватым верхом из телячьих шкур и солдатские каски. уже после полудня в самой чащобе я обнаружил два могильных холмика месячной примерно давности, успевшие осесть, с наспех березовыми крестами и надписями, выжженными готическими буквами на свет-лых поперечинах: karl von tilen major 1916 - 1944 otto mader ober-leutnant 1905 - 1944 свои кладбища при отступлении они чаще всего перепахивали, уничтожали, опасаясь надругательств. а тут, в укромном месте, пометили все чин чином, очевидно, рассчитывая еще вернуться. шутники, нечего там же, за кустами, валялись санитарные носилки. как я и думал, эти фрицы только кончились здесь - их несли, раненных, десятки, а может, сотни километров. не пристрелили, как случалось, и не бросили - это мне понравилось. за день мне встретились сотни всевозможных примет войны и поспешного отступления. не было в этом лесу, , только того, что нас интересовало: свежих - суточной давности - следов пребывания здесь человека. что же касается мин, то не так страшен черт, как его малюют. за весь день я наткнулся на одну, противопехотную. я заметил блеснувшую в траве тоненькую стальную проволоку, натянутую поперек тропы сантиметрах в пятнадцати от земли. стоило мне ее задеть - и мои кишки и другие остатки повисли бы на деревьях или еще где-нибудь. за три года войны бывало всякое, но самому разряжать мины приходилось считанные разы, и на эту я не счел нужным тратить время. обозначив ее с двух сторон палками, я двинулся дальше. хотя за день мне попалась только одна, сама мысль, что лес местами минирован и в любое мгновение можно взлететь на воздух, все время давила на психику, создавая какое-то паскудное внутреннее напряжение, от которого я никак не мог избавиться. после полудня, выйдя к ручью, я скинул сапоги, расстелил на солнце портянки, умылся и перекусил. напился и минут десять лежал, уперев приподнятые ноги в ствол дерева и размышляя о тех, за кем мы охотились.    (в.богомолов. в августе 44-го).

Я- спартанец крисанф. я упёрся плечом в фермопилы, потому что элладе персидское рабство грозит. плащ мой алый, как кровь, руки крепкие, полные силы, и сверкающий меч чужеземцев с размаху разит. "в спарте главный закон: умереть, но победы добиться! если войны приходят, от них никогда не бежать! если больше хоть и в сто крат - с врагами сразиться! и с врагами сражаясь, героем себя показать" - так сказал леонид. он искусный и доблестный воин, царь, проведший в боях молодые и зрелые дни. чтобы дрались сильней, лишь мужей он позвал за собою, лишь отцов, у кого дома дети остались одни. мы в ущелье вросли. толпы варваров рядом и волна за волной их сменяют шеренги других. нету нам, нету отдыха, нету награды и не сложит гомер о спартанцах восторженный стих. солнце катит в закат. ближе к вечеру битва стихает. ночь минула, и вновь мы противника крошим в крупу. нас предал эпиальт (будь он проклят! ) - таких не прощают. изменили фракийцы, открыв потайную тропу. персов гонят на нас, как тупую скотину, бичами: "эй, спартанцы, вперёд! разом все на прорыв, за вождём! " - мы душили рабов, мы им луки и копья ломали и зубами их рвали, и острым кроили мечом! триста нас, как один за родную элладу погибли. и собралась она, и, отринув раздоры и страх, потеснила врага, одолела в решающей битве, - этим славным деяньям не меркнуть в грядущих веках! мы - спартанцы! не нам пресмыкаться тенями аида. наша слава живёт и землёю её не зарыть! наши души бессмертны. все триста с вождём леонидом среди тех, кто нас помнит, сейчас продолжаем мы жить! я - спартанец крисанф. за моею спиной фермопилы. надо мной в небесах воспалённое солнце дрожит. плащ мой алый, как кровь, руки крепкие, полные силы и карающий меч чужеземцев с размаху плащ мой алый, как кровь, руки крепкие, полные силы и карающий меч разит!