Написать сенкан к слову подвиг и герой

Подвиг. Тяжелый, славный. Драться, терпеть, побеждать. Мужество и самопожертвование дают отвагу. Доблесть. Герой. Мужественный, смелый. Не боится, не отступает, борется. Вера в себя и в справедливость. Победитель.

Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух. Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном. Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека (он расставил ноги, взмахнув руками) ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что? Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла.

На протяжении всего существования литературы перед писателем стоял во каким должен быть его герой, как его описать, иными словами, какова должна быть репрезентация того, или иного персонажа в литературном произведении, очевидно, что наряду с внешним обликом, а также с внутренним миром героя, при том, нельзя не учитывать, что для передачи внутреннего состояния персонажей существует огромный арсенал выразительных средств, начиная от скупого описания внешнего облика и речевого портрета героя, что дает читателю ощутимый для сотворчества с автором и, заканчивая погружением в глубины психики персонажей, порой даже с существенным игнорированием внешней канвы произведения, как, к примеру, Ф.М. Достоевский, Л. Андреев, поэты-экспрессионисты, частично А.И. Солженицын. Среди огромного количества выразительных средств, подчеркивающих те или иные особенности героев литературных произведений не место принадлежит антропонимам, то есть различным наименованиям людей: именам, фамилиям, прозвищам. Антропонимы могут отражать сущность героя, эта практика берет начало еще в мифологии и эпосе различных народов, когда человек, носитель мифологического сознания не видел дистанции между символом и тем, что символ обозначает. В ходе развития человечества, а вместе с ним и культуры в целом и словесности в частности усложнялся и расширялся набор выразительных средств в литературе, сложнее становятся и антропонимы, становящиеся индивидуальными для каждого писателя. Нам известно, что ряд имен литературных героев стал нарицательными, прочно вошел в нашу культуру: о неуче мы говорим «Митрофанушка» (персонаж комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль», о которой речь пойдет ниже), неотесанный грубиян вполне может услышать в свой адрес «Шариков», а символом трагедии в любви традиционно считается госпожа Бовари и т. д. В русской и зарубежной литературе с давних времен развивается традиция использования говорящих имен и фамилий, отражающих сущность персонажа, эта тема достаточно сложна и многогранна, поскольку использование антропонимов зависит от индивидуального стиля каждого автора.