Напишите краткий пересказ повести бориса полевого о настоящем человеке , надо

Это повесть о стойкости и мужестве русского солдата, мужчины, человека с большой буквы. Борис Полевой описал невыдуманную историю, которая произошла во время Великой Отечественной войны. Военный летчик Алексей Маресьев (в книге он Мересьев) был сбит на вражеской территории, но выжил, он полз восемнадцать дней и ночей, без еды, без пищи, зимой, один в снежном плену, полз на звуки орудий, полз к своим... Отморозил обе ноги, но дополз. Партизаны его и отправили в госпиталь. Когда он понял, что ноги придется ампутировать, он плакал в подушку навзрыд... разные мысли приходили в голову летчику, даже о самоубийстве, ибо летчик-инвалид - это не совместимое с жизнью явление, казалось ему. Мало того, что он остался жив, он еще и продолжал летать, никто из комиссии, оформлявшей допуск к полетам, даже не догадался, что перед ними человек без обеих ног. Он плакал в небе... Я тоже не могла без слез читать эти строки. Алексей Маресьев навсегда останется в моей памяти как  поистине великий и настоящий человек,  патриот своей Родины, истинный герой своего Отечества.

Да, говорить и слышать я не могу, от рождения глухонемой, но думать, слушать, соображать и чувствовать очень хорошо умею. Эх, и за какие грехи перевели меня в услужение к старой барыне в город из деревни? Видно, потому, что я ото всех наших обликом отличался: двенадцати вершков роста, сложен богатырем, самый лучший тягловой, работаю за четверых, да еще и говорить не умею. Вот, без дела теперь сохну здесь в усадьбе старой и скупой барыни, доживающей свой век в одиночестве, только дворня у нее в окружении, потому что она вдова, а сыновья ее служат в Петербурге, дочери вышли замуж… Привезли меня в Москву, как бесправную скотину, как быка, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть! Купили мне сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали в руки метлу и лопату и определили дворником. Долго я привыкал, никак не мог понять, зачем я здесь, даже часто останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.

То ли дело раньше: я был на воле как дерево, как дуб, исполинский, молчаливый и могучий. Бывало, выйдешь из своей родной маленькой избушки с братьями в поле, и дело спорится, и пашешь, налегая огромными ладонями на соху. Братья смеялись, потому что им казалось, что я один, без лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы моих плеч. А мое постоянное безмолвие придавало торжественную важность работе. Хороший я мужик, а коли язык бы ворочался, глядишь, и жена бы была у меня. А теперь двор мету да стерегу. Смешная работа! Ну что это против работы на земле?! Двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. Недавно двух воров поймал, да так лбами их свел, что они, что на глаза мне попались! Все в округе обходят теперь двор стороной с недоброй мыслью. Я порядок люблю! Вон, гуси, какие важные ходят, все порядком у них, а кто сунется к ним – мало не покажется – защиплют до смерти! И я теперь как гусак по двору хожу порядки навожу! Я усердно исполняю свою обязанность: на дворе у меня никогда ни щепок не валяется, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под мое начальство разбитая кляча-водовозка, я только двину плечом — и не только телегу, самое лошадь спихну с места; дрова ли я примусь колоть, топор так и звенит у меня, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья. С дворней я сошелся, но кажусь из-за молчания своего им угрюмым, поэтому мы коротки со всеми, я их за своих считаю. И каморку под кухней мне дали, сделал я там все сам, как захотел, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; под кроватью - дюжий сундук; в уголке столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что я сам иногда уроню его и дивлюсь прочности его. Каморка моя запирается на замок, ключ всегда ношу с собой. Я не люблю, чтобы ко мне ходили.

 Недавно мы с моим другом Артемом спорили: какое самое лучшее время года. Артем говорит, что лучше лета ничего не бывает. Потому что все лето — каникулы, проводишь их на даче, в деревне или в пионерском лагере. Походы, рыбалка, купаться можно, загорать. А я больше люблю зиму. Во-первых, зимой мой любимый праздник — Новый год. А главное, можно кататься по лесу на лыжах, гонять шайбу на катке. Я хожу в секцию по спортивной гимнастике и в зимние каникулы мы с нашим тренером ездили в спортивный лагерь в лес. Каждое утро мы выходили во двор на утреннюю гимнастику. Какая же вокруг была красота! Пушистые лапы елей плавно покачивались под тяжестью белоснежных хлопьев снега. Сугробы вокруг нашей спортивной площадки были словно из мрамора или другого праздничного камня. Можно было разглядеть в них каждую снежинку, из которых они состояли. Снежинки искрились и переливались на зимнем, нежарком солнышке. Окна в нашей спальне затейливо разрисовал мороз. Если приглядеться к этим рисункам, можно увидеть пальмовые рощи и тропические заросли, даже не верится, что это — творение природы, а не человека. Зимой в лесу не так холодно, как в городе. Деревья плотным кольцом закрывали наш лагерь от ветра. Мы с ребятами носились по лагерю, стучали по стволам елок и осыпали друг друга пушистыми хлопьями снега. Такого праздничного настроения, как в зимнем лесу, у меня никогда раньше не было. Правильно Пушкин назвал зиму Чародейкой!