Тофсла и вифсла , герои книги туве янссон" шляпа волшебника" говорят по особому. в какой фразе они образуют глагол не так, как в остальных?

Правильный ответ В, ко всем словам добавляется окончание сла, в варианте В глагол не подходит с таким окончанием)))

В этом небольшом рассказе автору мастерски удается передать как любовь, привязанность старых и новых хозяев к псу, боль его утраты, так и преданность и упорство самого пса в его безуспешных попытках вернуться, страдания и метания Бурого Волка, когда ему приходится сделать выбор между старым хозяином и новыми, между сытой и теплой жизнью и жизнью голодной, холодной и полной тяжелой роботы. Последняя сцена произвела на меня наибольшее впечатление, но автор ни на секунду не дает усомнится в выборе Волка и в правильности, даже безальтернативности такого выбора.

Дело было на гомельщине в начале 20-го века. в то время в каждой речке водились русалки и черти. блудная девка ганна, дочь косого вакулы, каждый вечер бегала на речку, типа полоскать бельё, а сама давно уже снюхалась с чёртом из соседнего хутора левко. вот и в тот вечер понеслась она на всех парах, аж пятки засверкали, к своему хахалю, а порося не накормила--забыла. свин долго ждал молча, но сколько же можно? и сложив лодочкой свою харю, и подняв её к небу, сначала застенчиво, а потом уже с придыхом--забазлал на весь хутор, так что все девки, которые ходили парочками под за кустиками, разбежались, с ещё более громким визгом, во все стороны и давай упорно молиться, чтобы чёрт не унёс. свин поначалу оторопел от этой серенады, минуту и принялся за старое. вакула в это время сопел в обе дырочки, уткнув свою морду в остатки салата из помидор и сала, после того, как незадолго до этого, хватаясь за что ни попадя, уплёлся от него кум дмитро. где в это время таскали черти вакулину жёнку домаху--только чёрт знает! побазлав ещё немного, свинко, не долго думая, выломал хлипкую дверку и побежал--куда шары глядят. чёрт в широких шароварах, по имени левко, в это время качал свою ганну на большом сучке ветлы, которая раскинула свои космы над глубоким омутом. солнце уже давно село на покой и над всем хутором стояла пряная, парная, с пересвистом перепелов, благодать. левко до ужаса боялся тех самых чертей, которые в избытке водились в водах реки, но виду не показывал, продолжал молча раскачивать, заливаюшуюся громким смехом, ганну. она никого не боялась, уже привыкла, не то а порося никого не видел, только котяру и сцобак, но они его и не интересовали. ему бы пожрать чего, а нету. не порядок! и тогда, сломя голову, понёсся тот порося во все стороны. недолго так нёсся: егоная башка натолкнулась на что-то твёрдое и, запутавшись в каких-то тряпках, с грохотом обрушилась в воду. сверху ещё что-то упало, но уже помягче. дикие вопли, не пойми кого, нарушили покой не только русалок, чертей всех мастей, но и заставили вакулу оторвать свою морду от стола. домаха тоже уже шла в это время с гостей до хаты и столкнувшись у порога с вакулой, ухватив того за бока, затолкала обратно от греха подальше. месяц мирно светил над хутором. где-то что-то булькало, но не лаяло и не мычало. это черти тащили на дно несчастную ганну и впридачу захватили кусок сала, коим тоже не побрезговали. только одиноко лил слёзы, сидя на берегу, левко, вспоминая свою любимую ганнку, которая не удосужилась накормить нетерпеливого свинаря, от которого и приключилась сия .