Эссе на тему "моя студентческая жизнь" и "моя группа" заранее

Если послушать байки и анекдоты про студентов, то становится ясно, что действительности они явно не соответствуют. Воспоминания моих родителей о студенческих годах к истине немного поближе - с поправкой на время, разумеется. Сейчас ни "на картошку" не посылают, ни историю КПСС учить не нужно. Но кое-что осталось как и во времена их молодости.

Студенческая жизнь сейчас, наверное, более насыщенная и, я бы сказал, приземленная. Большая часть студентов пришли в ВУЗ, зная, чего хотят - получить образование, чтобы потом найти хорошую работу. А если учесть, что теперь за это нужно платить (бюджетных мест не так много), то современный студент довольно прагматичен. К тому же очень многие подрабатывают чуть ли не с первого курса. Поэтому на описываемые в анекдотах эпические пьянки и загулы не остается ни времени, ни сил.

Разумеется, студенты не только учатся. Студенчество - чудесное время, когда вся жизнь впереди. Друзья по университету часто остаются друзьями на всю жизнь. Первая настоящая любовь тоже часто случается именно в студенческие годы.

Кроме того, студент "пробует на зуб" самостоятельную жизнь. Готовить еду и рассчитывать бюджет, убирать за собой и следить за одеждой, выполнять задания без стоящей над душой мамы - очень многие впервые усваивают эти ценные навыки именно в общежитии. Кстати, учеба в ВУЗе и жизнь в общежитии учат уживаться с самыми разными людьми, а это тоже очень пригодится в дальнейшей жизни. Так что студенческая жизнь - штука веселая, но не такая уж легкая. Как и жизнь вообще.

Книга написана в духе самого А.К. Дойла, не создатся впечатление, что писали ее другие люди. Правда, иногда идея сюжета повторяется, но с увлекательными самостоятельными деталями. Таковы рассказы: "Тайна дептфордского чудовища" и "Черные ангелы". "Рыжая вдовушка" - так называлась гильотина во времена Французской революции и увлекателен рассказ с двояким обыгрыванием этого названия.
 Людям, ценившим великого мастера детектива Артура Конан Дойла будет интересно познакомиться и с творчеством его сына - А. Дойла и писателя Д. Карра, представленным в этой книге.

Бунин Иван Алексеевич
Сверчок
И. А. Бунин 
Сверчок 
Эту небольшую историю рассказал шорник Сверчок, весь ноябрь работавший вместе с другим шорником, Василием, у помещика Ремера. 
Ноябрь стоял темный и грязный, зима все не налаживалась. Ремеру с его молодой женой, недавно поселившимся в дедовской усадьбе, было скучно, и вот они стали ходить по вечерам из своего еще забитого дома, где только внизу, под колоннами, была одна сносная жилая комната, в старый флигель, в упраздненную контору, где зимовала птица и помещались шорники, работник и кухарка. 
Вечером под Введение несло непроглядной мокрой вьюгой. В просторной и низкой конторе, когда-то беленной мелом, было очень тепло и сыро, густо воняло махоркой, жестяной лампочкой, горевшей на верстаке, сапожным варом, политурой и мятной кислотой кожи, куски и обрезки которой, вместе с инструментами, новой и старой сбруей, хомутиной, потниками, дратвой и медным набором навалены были и на верстаке и на затоптанном, сорном полу. Воняло и птицей из темной пристройки, но Сверчок и Василий, ночевавшие в этой вони и каждый день часов по десяти сидевшие в ней с согнутыми спинами, были, как всегда, очень довольны своим помещеньем, особенно тем, что Ремер не жалеет топки. С узеньких подоконников капало, на черных стеклах сверкал и резко белел липкий, мокрый снег. Шорники пристально работали, кухарка, небольшая женщина в полушубке и мужицких сапогах, назябшаяся за день, отдыхала на продранном стуле у горячей печки. Она грела спину и, не сводя глаз с лампочки, слушала шум ветра, потрясавшего порою весь флигель, постукиванье по хомуту, который делал Василий, и старчески-детское дыхание лысого Сверчка, возившегося над шлеёй и в затруднительные минуты шевелившего красным кончиком языка. 
Лампочка, облитая керосином, стояла на самом краю верстака и как раз посредине между работавшими, чтобы видней было обоим, но Василий то и дело подвигал ее к себе своей сильной, жилистой, смуглой рукой, засученной по локоть. Сила, уверенность в силе чувствовались и во всей осанке этого черноволосого человека, похожего на малайца, - в каждой выпуклости его мускулистого тела, обозначавшегося под тонкой, точно истлевшей рубахой, бывшей когда-то красной, и всегда казалось, что Сверчок, маленький и, несмотря на видимую бодрость, весь разбитый, как все дворовые люди, побаивается Василия, никогда никого не боявшегося. Казалось это и самому Василию, усвоившему себе манеру, как бы в шутку, на забаву окружающим, покрикивать на Сверчка, даже этой шутке.