Почему тургенев посвятил свое произведение бежин луг детям

объяснение:

каждый писатель тревожится о том, как его будут читать? поймут ли? увидят ли то, что он хотел доказать? почувствуют ли то, что любило его сердце? и кто будет его читатель? от этого зависит так много… и прежде всего – состоится ли у него желанная, духовная встреча с теми далекими, но близкими, для которых он втайне писал свою книгу?

дело в том, что далеко не все читающие владеют искусством чтения: глаза бегают по буквам, «из букв вечно выходит какое-нибудь слово» (гоголь) и всякое слово что-нибудь да «значит»; слова и их значения связываются друг с другом, и читатель представляет себе что-то – «подержанное», расплывчатое, иногда непонятное, иногда приятно-мимолетное, что быстро уносится в позабытое прошлое… и это называется «чтением». механизм без духа. безответственная забава. «невинное» развлечение. а на самом деле – культура верхоглядства и поток пошлости.

такого «чтения» ни один писатель себе не желает. таких «читателей» мы все опасаемся. ибо настоящее чтение происходит совсем иначе и имеет совсем иной смысл…

как возникло, как созрело написанное?

кто-то жил, любил, страдал и наслаждался; наблюдал, думал, желал – надеялся и отчаивался. и захотелось ему поведать нам о чем-то таком, что  для всех  нас важно, что нам необходимо духовно увидеть, прочувствовать, продумать и усвоить. значит – что-то  значительное  о чем-то  важном и драгоценном.  и вот он начинал отыскивать верные образы, ясно-глубокие мысли и точные слова. это было не легко, удавалось не всегда и не сразу. ответственный писатель вынашивает свою книгу долго: , иногда – всю жизнь; не расстается с нею ни днем, ни ночью; отдает ей свои лучшие силы, свои вдохновенные часы; «болеет» ее темою и «исцеляется» писанием. ищет сразу и правды, и красоты, и «точности» (по слову пушкина), и верного стиля, и верного ритма, и все для того, чтобы рассказать, не искажая, видение своего сердца… и, наконец, произведение готово. последний просмотр строгим, зорким глазом; последние исправления – и книга отрывается, и уходит к читателю, неизвестному, далекому, может быть – легковесно-капризному, может быть – враждебно-придирчивому… уходит – без него, без автора. он выключает себя и оставляет читателя со своею книгою «наедине».

и вот мы, читатели, беремся за эту книгу. перед нами накопление чувств, постижений, идей, образов, волевых разрядов, указаний, призывов, доказательств, целое здание духа, которое дается нам прикровенно, как бы при шифра. оно скрыто за этими черными мертвыми крючками, за этими общеизвестными, поблекшими словами, за этими общедоступными образами, за этими отвлеченными понятиями. жизнь, яркость, силу, смысл, дух – должен из-за них добыть  сам читатель.  он должен воссоздать в себе созданное автором; и если он не умеет, не хочет и не сделает этого, то  за него  не сделает этого никто: всуе будет его «чтение» и книга пройдет мимо него. обычно думают, что чтение доступно всякому грамотному… но, к сожалению, это совсем не так. почему?

потому, что настоящий читатель отдает книге свое свободное внимание, все свои душевные способности и свое умение вызывать в себе ту верную духовную установку, которая необходима для понимания  этойкниги. настоящее чтение не сводится к бегству напечатанных слов через сознание; оно требует внимания и твердого желания верно услышать голос автора. одного рассудка и пустого воображения для чтения недостаточно. надо  чувствовать сердцем и созерцать из сердца.надо пережить страсть – страстным чувством; надо пережить драму и трагедию живою волею; в нежном лирическом стихотворении надо внять всем вздохам, вострепетать всею нежностью, взглянуть во все глуби и дали; а великая идея может потребовать не более и не менее как  всего  человека.

это означает, что читатель призван верно воспроизвести в себе душевный и духовный акт писателя, зажить этим актом и доверчиво отдаться ему. только при этом условии состоится желанная встреча между обоими и читателю откроется то важное и значительное, чем болел и над чем трудился писатель. истинное чтение есть своего рода  художественное ясновидение,которое призвано и способно верно и полно воспроизвести духовные видения другого человека, жить в них, наслаждаться ими и обогащаться ими. искусство чтения побеждает одиночество, разлуку, даль и эпоху. это есть сила духа – оживлять буквы, раскрывать перспективу образов и смысла за словами, заполнять внутренние «пространства» души, созерцать нематериальное, отождествляться с незнаемыми или даже умершими людьми и вместе с автором художественно и мыслительно постигать сущность бо-гозданного мира.

читать – значит  искать и находить:   ибо читатель как бы отыскивает скрытый писателем духовный клад, желая найти его во всей его полноте и присвоить

Писатель создает образ человека, резко отличного от окружающих. «Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам», — так начал свое письмо Желтков. Конечно, любовь — счастье, однако для обычных людей это счастье связано с необходимостью ответного чувства, с взаимностью. Иначе большое счастье превращается в большое горе. же именно безнадежная любовь – счастье. И он абсолютно искренен, когда пишет Вере Николаевне перед смертью: «От глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью».Действительно, главный герой повести — человек необычный. Он необычен еще и тем, что любовь стала единственным содержанием его жизни, вытеснила все другие интересы. Он пишет Вере Николаевне, что его «не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука,ни философия, ни забота о будущем счастье людей — для меня вся жизнь заключается только в Вас». Обычно люди живут совсем по-другому, находя в жизни свою роль, свое дело, привязанности, не сосредоточиваясь на одном-единственном, пусть даже очень сильномчувстве. Любой другой человек, поняв обреченность своей любви, попытался бы избавиться от этого чувства: уехать куда-нибудь, поставить перед собой далекую цель и окунуться с головой в работу. Желтков осознает обреченность своего чувства, но решение его совершенно иное: «Подумайте, что мне нужно было делать? Убежать в другой город? Все равно сердце было всегда около Вас, у Ваших ног, каждое мгновение дня заполнено Вами, мыслью о Вас, мечтами о Вас … сладким бредом».

Нет. образ желтокова  нельзя назвать типичным. Любовь его — любовь необычного – человека, это любовь рыцаря и романтика, любовь всепоглощающая и побеждающая смерть. Желтков уходит из жизни без жалоб, без упреков, произнося как молитву: «Да святится имя Твое».