складiть план по оповiданню тореадори з васюкiвки. 1 роздiл (метро пiд свинарником)

Метро під свинарником. Свиня Манюня.

2. Бій биків з участю корови Контрибуції

3. Пригоди у Києві.

4. Екзамен. Перездача.

5. Ява-Кукурудзо шукає для себе острів для підготовки до екзамену.

А.С. Пушкин прославился в литературе не только своими стихами, но и прозой. И в прозе тоже он был зачинателем, открывателем новых путей для русской литературы. 
В сознании Пушкина проза была особенной, отличной от поэзии областью художественного творчества. Он создавал свои «Повести Белкина» легко и быстро, с видимым наслаждением, увлеченно испытывая радость живого вдохновения. Повести эти – свободные опыты, отличающиеся друг от друга по художественному типу и манере повествования. 
«Барышня-крестьянка» – это род шутливого и легкого рассказа, построенного на реально-бытовой основе, с незамысловатыми сюжетными ходами, с облегченно счастливым концом. Она подводит итог всему циклу. 
В основе повести лежат любовные тайны и переодевания двух молодых людей – Алексея Берестова и Лизы Муромский, принадлежащих к сначала враждующим, а затем примирившимся семействам. Оба помещика – обыкновенные русские баре, а их особое предпочтение той или иной культуре, своей или чужой – наносное поветрие, возникающее от беспросветной провинциальной скуки и каприза. 
Таким путем вводится ироническое переосмысление книжных представлений (имя героини связано с повестью Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» и с подражаниями ей, война Берестова и Муромского парадирует войну семейств Мантекки и Капулетти в трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта»). Ироническое преображение касается и других деталей. У Алексея Берестова есть собака, которая носит кличку Сбогар (имя героя романа Ш. Нодье «Жан Сбогар»). Настя, служанка Лизы, была «лицом гораздо более значительным, нежели любая наперсница во французской трагедии», и т.д. Значимые детали характеризуют быт провинциального дворянства, не чуждый просвещения и тронутый порчей жеманства и кокетства. 
Но за подражательными масками скрыты вполне здоровые, жизнерадостные персонажи. Сентиментально-романтический грим густо наложен не только на характеры, но и на самый сюжет. Таинственности Алексея соответствуют проделки Лизы, которая переодевается сначала в крестьянское платье, чтобы узнать поближе молодого барина, а затем во французскую аристократку времен Людовика XIV, дабы не быть узнанной Алексеем. 
Под маской крестьянки Лиза приглянулась Алексею и сама почувствовала сердечное влечение к молодому барину. Все внешние препятствия легко преодолеваются, шуточные драматические коллизии рассеиваются, когда реальные жизненные условия требуют исполнения воли родителей вопреки, казалось бы, чувствам детей. Пушкин смеется над сентиментально-романтическими уловками персонажей и, смывая грим, являет их действительные лица, сияющие молодостью, здоровьем, наполненные светом радостного приятия жизни. 
В «Барышне-крестьянке» по-новому повторены и обыграны разнообразные ситуации других повестей. Например, мотив социального неравенства как препятствия для соединения влюбленных, встречаемый в «Метели» и в «Станционном смотрителе». При этом в «Барышне-крестьянке» социальная преграда, по сравнению с «Метелью» и даже со «Станционным смотрителем», возрастает. Сопротивление отца изображается более сильным (личная вражда Муромского с Берестовым), но искусственность, мнимость социальной преграды также увеличивается и затем полностью исчезает. Сопротивление воле родителей не нужно: их вражда оборачивается противоположными чувствами, и отцы Лизы и Алексея испытывают друг к другу душевную приязнь.
Герои играют разные роли, но находятся в неравном положении: Лизе об Алексее известно все, тогда как Лиза для Алексея покрыта тайной. Интрига держится на том, что Алексей давно разгадан Лизой, а Лизу ему еще предстоит разгадать. 
Каждый персонаж этой повести двоится и даже троится. Образ Лизы - на «крестьянку», неприступную жеманницу-кокетку старых времен и смуглую «барышню». Образ Алексея – на «камердинера» барина, на «мрачного и таинственного байронического сердцееда-скитальца», «путешествующего» по окрестным лесам, и доброго, пылкого малого с чистым сердцем, бешеного баловника. 
Если в «Метели» у Марьи Гавриловны два претендента на ее руку, то в «Барышне-крестьянке» – один. Однако сама Лиза предстает в двух видах и сознательно играет две роли, пародируя как сентиментальные и романтические повести, так и исторические нравоучительные рассказы. При этом пародия Лизы подвергается новой пародии Пушкина. 
«Барышня-крестьянка» – это пародия на пародии. Отсюда понятно, что комический компонент в «Барышне-крестьянке» многократно усилен и сгущен. Кроме того, в отличие от героини «Метели», с которой играет судьба, Лиза Муромская – не игралище судьбы: она сама создает обстоятельства, эпизоды, случаи и делает все, чтобы познакомиться с молодым барином и завлечь его в свои любовные сети. 
В отличие от «Станционного смотрителя», именно в повести «Барышня-крестьянка» происходит воссоединение детей и родителей и общий миропорядок весело торжествует.

Поэма Александра Блока «Двенадцать», в которой поэт принял недавно свершившуюся Октябрьскую революцию, вызвала резкую критику со стороны противников большевиков, в частности, из-за кощунственного, по их мнению, употребления христианской символики в поэме. Действительно, главные герои, патруль из двенадцати красногвардейцев, явно уподобляются двенадцати апостолам Иисуса Христа, а сам он возникает в финале «в белом венчике из роз», как бы освящая миссию двенадцати и революцию, которую они олицетворяют. Между тем двенадцать красногвардейцев как будто законченные атеисты и недаром предлагают: «Пальнем-ка пулей в святую Русь.» И в момент работы над «Двенадцатью» подобные богоборческие мотивы были свойственны самому Блоку. Вспоминает Корней Чуковский: «Как-то в начале января 1918 года Блок был у знакомых и в шумном споре защищал революцию октябрьских дней. Его друзья никогда не видели его таким возбужденным. Прежде спорил он спокойно, истово, а здесь жестикулировал и даже кричал. Вскоре он сказал между прочим: «А я у каждого красногвардейца вижу ангельские крылья за плечами». Так зародился замысел знаменитой поэмы.

Блок отвергал  православную церковь. Поэтому одна из сатирических зарисовок в «Двенадцати» — православный священник:

А вон и долгополый —

Сторонкой за сугроб.

Что нынче невеселый.

Товарищ поп?

Помнишь, как бывали

Брюхом шел вперед,

И крестом сияло

Брюхо на народ?

Для поэта существовало другое, мистическое христианство. И в революции он видел возможность наступления чаемого Царства Божия на земле. В статье «Интеллигенции и Революция»

Блок писал: «России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и — по-новому — великой». И заключал: «Душа кровь притягивает. Бороться с ужасами может лишь дух. К чему загораживать душевностью пути к духовности? Прекрасное и без того трудно. А дух есть музыка. Демон некогда повелел Сократу слушаться духа музыки. Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию». Поэт услышал музыку Революции и решил, что впереди двенадцати апостолов веры должен идти Иисус Христос «с кровавым флагом, и за вьюгой невидим, и от пули невредим, нежной поступью надвьюжной, снежной россыпью жемчужной.». Несмотря на то, что двенадцать красногвардейцев ведут себя, точно двенадцать разбойников легендарного Кудеяра из поэмы Николая Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», несмотря на то, что они убивают невинного человека — Катьку, бывшую любовницу одного из них, Блок все равно готов освятить дело революции образом Иисуса Христа, взявшего в руки «кровавый флаг». Поэт надеялся, что ужасы революции в конце концов будут преодолены путем достижения гармонии красоты. Он писал через два года после создания поэмы: «Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией: например, во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно, шум от крушения старого мира). Правда заключается в том, что поэма написана в ту исключительную и всегда короткую пору, когда проносящийся революционный циклон производит бурю во всех морях — природы, жизни и искусства; в море человеческой жизни есть и такая небольшая заводь, вроде Маркизовой лужи, которая называется политикой; и в этом стакане воды тоже происходила тогда буря — легко сказать: говорили об уничтожении дипломатии, о новой юстиции, о прекращении войны, тогда уже четырехлетней! Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал «Двенадцать»; оттого в поэме осталась капля политики. Посмотрим, что сделает с этим время. Может быть, всякая политика так грязна, что одна капля ее замутит и разложит все остальное; может быть, она не убьет смысла моей поэмы; может быть, наконец, — кто знает — она окажется бродилом, благодаря которому «Двенадцать» прочтут когда-нибудь в не наши времена. Сам я теперь могу говорить об этом только с иронией; но — не будем сейчас брать на себя решительного суда».

В 1918 г. Блок верил, что Революцию можно будет совместить с каким-то новым христианством, преодолев тем самым связанные с ней насилие и кровь. Художнику Ю. П. Анненкову, иллюстрировавшему «Двенадцать», поэт так объяснил свое понимание образа Христа в финале: «Самое конкретное, что могу сказать о Христе, белое пятно впереди, белое, как снег, и оно маячит впереди, полумерещится — неотвязно; и там же бьется красный флаг.

Объяснение: