Символический смысл и глубокий философский подтекст повести-притчи «старик и море

Автор повести постарался передать извечную трагедию человеческого существования. Здесь старик вступает в противоборство с природой. В символическом плане этот поединок прочитывается как извечная борьба человека с природными стихиями, с самим бытием. В момент, когда старик победил рыбу, его лодку окружают акулы и объедают её. Безрадостная мораль повести-притчи: человек в поединке с бытием осуждён на поражение. Но он обязан вести борьбу до конца.

Сравним предисловие автора к роману и к журналу Печорина. В этих предисловиях много загадок, отчасти они противостоят друг другу.
В предисловии к роману герой характеризуется как «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». В предисловии к журналу Печорина автор надеется, что читатели «найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры, обвиняли человека».В предисловии к роману автор говорит об иронии как о предпочтительной для себя позиции: «Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книги явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела оружия более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар». Можно подумать, что иронией пронизано отношение автора к Печорину. Но о какой «одежде лести» по отношению к герою может идти речь, если ситуации романа обвиняют его а дневник полон саморазоблачений? Да и предисловие к журналу Печорина не позволяет считать иронию мерилом авторского отношения к герою.

Сравним предисловие автора к роману и к журналу Печорина. В этих предисловиях много загадок, отчасти они противостоят друг другу.
В предисловии к роману герой характеризуется как «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». В предисловии к журналу Печорина автор надеется, что читатели «найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры, обвиняли человека».

В предисловии к роману автор говорит об иронии как о предпочтительной для себя позиции: «Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана. Она еще не знает, что в порядочном обществе и в порядочной книги явная брань не может иметь места; что современная образованность изобрела оружия более острое, почти невидимое и тем не менее смертельное, которое, под одеждою лести, наносит неотразимый и верный удар». Можно подумать, что иронией пронизано отношение автора к Печорину. Но о какой «одежде лести» по отношению к герою может идти речь, если ситуации романа обвиняют его а дневник полон саморазоблачений? Да и предисловие к журналу Печорина не позволяет считать иронию мерилом авторского отношения к герою.

Разорванная композиция романа подчеркнуто, значима; смена рассказчиков не только постепенно открывает Печорина читателю, но и все больше оправдывает героя. Сталкивая своего героя с разными людьми, Лермонтов все глубже показывает его неординарность, внутреннюю силу, масштабность личности. Печорин неизменно оказывается сильнее и благороднее тех, с кем сталкивает его судьба. В «Фаталисте» он сражается уже не с людьми, а с самой судьбой, бросая ей вызов. Но все эти победы Печорина не приносят ему ни чести, ни нравственного удовлетворения. Ведь каждая часть «Героя нашего времени» представляет собой попытку Печорина приблизиться к людям, узнать их или найти некое гармоничное равновесие в отношениях с ними. И всякий раз конфликт оказывается непреодолимым, пропасть между ним и людьми – еще более глубокой. Печорин не только сеет зло вокруг себя, но все явственнее обнаруживает зло в мире. Это делает его родственным шекспировскому Гамлету.

Лермонтов, как и Шекспир, пишет не прокурорский монолог, а трагедию, в которой судить героя никто из тех, кто с ним рядом, не вправе. Печорин сам судит и казнит себя. И это его право подчеркнуто композицией, в которой последний рассказчик – Печорин. За ним остается высокое право суда. От внешнего, непроницательного взгляда Максима Максимыча через более глубокий, внимательно-сочувственный взгляд «странствующего офицера» к трагической исповеди героя – такова последовательность авторской оценки в романе.