Какая мораль в басне сумарокова кокушка?

ответ:

басня "кукушка" рассказывает о том, как кукушка плененная пением соловья, вообразила себя способной петь так же. понятно, что когда она попыталась изобразить соловьиное пение у нее получилось обычное ку-ку. мораль этой басни в следующем: во-первых не стоит хвастать своими мнимыми достижениями, потому что при проверки можно попасть весьма в неприятную ситуацию, над тобой будут просто смеяться и сочтут бессовестным хвастуном. во-вторых, всегда надо объективно оценивать свои возможности и понимать, что дилетант не может знать что-то и делать лучше профессионала. и третий вывод, отраженный и в тексте басни - оригинал всегда лучше копии, какой бы совершенной она не была.

текст басни а.е. измайлова "кукушка":

басня "кукушка" рассказывает о том, как кукушка плененная пением соловья, вообразила себя способной петь так же. понятно, что когда она попыталась изобразить соловьиное пение у нее получилось обычное ку-ку. мораль этой басни в следующем: во-первых не стоит хвастать своими мнимыми достижениями, потому что при проверки можно попасть весьма в неприятную ситуацию, над тобой будут просто смеяться и сочтут бессовестным хвастуном. во-вторых, всегда надо объективно оценивать свои возможности и понимать, что дилетант не может знать что-то и делать лучше профессионала. и третий вывод, отраженный и в тексте басни - оригинал всегда лучше копии, какой бы совершенной она не была.

объяснение:

На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей.

Тебя дразнили Геростратом (Толстый) за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом (Тонкий) за то, что я ябедничать любил.

Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. (Тонкий)

Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею.  (Толстый)

«Любовь — это сердце всего»

(по творчеству В. В. Маяковского)

 

Одна из вечных тем в литературе — тема любви — проходит через все творчество В. Маяковского. «Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу всё остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всем», — считал поэт.

Жизнь Маяковского со всеми ее радостями и горестями, болью, отчаянием — вся в его стихах. Произведения поэта рассказывают и о его любви, и о том, какой она была. Любовь-страдание, любовь-мука преследовала его лирического героя. Откроем поэму «Облако в штанах (1914г.), и нас сразу, с первых строк охватывает тревожное чувство большой и страстной любви:

 

Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца.

 

Эта трагическая любовь не выдумана. Сам поэт указывает на правдивость тех переживаний, какие описаны в поэме:

 

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,

было в Одессе.

«Приду в четыре», — сказала Мария.

 

Но исключительное по силе чувство приносит не радость, а страдания. И весь ужас не в том, что любовь безответна, а в том, что любовь вообще невозможна в этом страшном мире, где все продается и покупается. За личным, интимным просвечивает большой мир человеческих отношений, мир, враждебный любви. И этот мир, эта действительность отняли у поэта любимую, украли ею любовь.

И Маяковский восклицает: «Любить нельзя!» Но не любить он не мог не более года, и сердце вновь разрывают муки любви. Эти ею чувства находят отражение в поэме «Флейта-позвоночник». И снова не радость любви, а отчаяние звучит со страниц поэмы:

 

Версты улиц взмахами шагов мну,

Куда уйду я, этот ад тая!

Какому небесному Гофману

выдумалась ты, проклятая?!

 

Обращаясь к Богу поэт взывает:

 

...слышишь!

Убери проклятую ту,

которую сделал моей любимою!

 

О том, что и потом поэт не нашел в любви праздника, счастья, говорят другие произведения Маяковского 1916—1917 годов. В поэме Человек, звучащей гимном человеку-творцу любовь предстает в образах, выражающих лишь страдание:

 

Гремят на мне

наручники,

любви тысячелетия...

И только

боль моя

острей—

стою,

огнем обвит,

на несгорающем костре

немыслимой любви.