Сильный колоссочинение лето выдалось дождливое. травы и хлеба дурели от перепоя, перли в рост и не вызревали. потом травы остановились, густым разноцветьем придавило их, и они унялись, перестали расти.и сделалось видно высокую рожь со сплющенным колосом. она переливалась под ветром, шумела молодо и беззаботно. но однажды налетела буря с крупным дождем и градом. еще жидкую и нестойкую рожь на взгорьях прижало к земле.«пропало жито, пропало! » — сокрушались мужики. горестно качали они головами и вздыхали, как вздыхают люди, утратив самое для себя дорогое. из древности дошла до нас и еще, слава богу, жива в крестьянах жалость к погибающему хлебу, основе основ человеческой жизни.после бури, как бы искупая свой грех, природа одарила землю солнечными днями. рожь по ложкам и низинам стала быстро белеть, накапливать зерно и знойно куриться. а та, по взгоркам, все лежала вниз лицом и ровно бы молилась земле, просила отпустить ее. и были провалы в густой и высокой ржи, словно раны. день ото дня все горестней темнели и запекались они в безмолвной боли.пригревало и пригревало солнце. сохла земля в поле, и под сваленной рожью прела она, прогревала стебли, и они один по одному твердели, выпрямлялись и раскачивали гибко согнувшиеся серые колосья.ветром раскачивало рожь, сушило, гнало ее волнами, и вот уже усы пустили колосья, накололи на них солнце.раны на поле постепенно закрылись, ровное оно сделалось, безоглядное.катились беловатые, будто вспененные на хребтах, волны, и среди них озерной, стоялой водою все еще несмело шевелилась рожь, поднявшаяся с земли. но через неделю-две вовсе слижет зеленые проплешины и сольется поле во едином расчесе, в единый колос встанут хлеба, начнут шуметь полновластно, широко, зазвенят отвердевшим зерном и, радуясь хлебу, жизнестойкости его, хвалить будут его крестьяне, как верного друга. «сильный колос! взнял себя с земли! »лунный бликночью впереди теплохода, на гладкой воде, росчерком играл лунный блик. он серебрился, фосфорно зеленел, искрился, извивался змейкой, прыгал головастиком, убегал шустрой ящеркой.верилось, с нетерпением ждалось: вот-вот настигнет теплоход живую топь луны, сомнет ее, срежет плугом носа.по проходили минуты час, другой, а отблеск далекой луны все бежал и бежал перед теплоходом, без усилия опережая напряженно работающую машину.и было в этой ночной картине что-то похожее на жизнь, казалось, вот-вот поймаешь, ухватишь смысл ее, разгадаешь и постигнешь вечную загадку бытия.хрустальный звонвышел утром на берег роки, а по ней звон, тонкий-тонкий, ело уловимый.не сразу понял, в чем дело: река уходила в зиму высокая, прибрежные кусты затоплены, ночью ударил заморозок — вода «подсохла», — и на всех веточках, побегах талышков и на затопленной осоке настыло по ледышке. висели они колокольцами над водой, струями шевелило тальники, льдинки позванивали едва внятно, а когда занимался ветерок, звон густел, угрюмая, бурная, все лето недовольно гудевшая река начинала искрить из конца в конец, открываясь добрым материнским ликом.в тихом, отходящем звуке, в легком свечении пустынной, всеми забытой реки чудилась вроде бы даже покаянная виноватость — была вот все лето злая, мутная, неласковая, затопила птичьи гнезда, не оделила добычей рыбаков, не одарила радостью купальщиков, распугала с берега детей, отпускников…поздняя осень, чуть греющее позднее солнце, но сколько от него светлого свету! и чуть слышный хрустальный звон кругом, россыпь искрящихся колокольчиков над берегами — голос грустного предзимья по всему поднебесному миру.