Фамилия Хлестаков стало нарицательным. Как вы думаете, что означает производное от него слово "хлестаковщина"? Аргументируйте свое мнение. Очень

Хлестаковщина растлевает неотвратимо каждого. Это порождение российского общества, в котором царили жадность, ложь, лицемерие, трусость, чинопочитание. Талант Гоголя раскрыл нам сущность этого явления. Это ложь, фразёрство, себялюбие, инфантилизм, желание пустить пыль в глаза. Это и манерность, и эгоизм. И опасно это явление тем, что может скрываться под достаточно привлекательной личиной. Хлестаковщина олицетворяет собой ложь, безудержное хвастовство и фразерство в сочетании с несерьезностью. Это проявление зазнайства, внутренней пустоты и легкомыслия, никчемности и желания казаться важной персоной. Фамилия героя характеризует не только чиновничество ушедшей поры, она стоит вне времени.

Фамилию этого самородка и крестьянского поэта я в точности не запомнил. Кажется – Овчинников. А имя у него было Иван Филиппович.

Приходил Иван Филиппович ко мне три раза в неделю. Потом стал ходить ежедневно.

Дела у него были ко мне несложные. Он тихим, как у таракана, голосом читал свои крестьянские стишки и по возможности скорей, пристроить их по знакомству в какой-нибудь журнал или в газетку.

– Хотя бы одну штуковину напечатали, – говорил Иван Филиппович. – Охота посмотреть, как это глядит в печати.

Иногда Иван Филиппович присаживался на кровать и говорил, вздыхая:

– К поэзии, уважаемый товарищ, я имею склонность, прямо скажу, с издетства. С издетства чувствую красоту и природу… Бывало, другие ребята хохочуть, или рыбку удють, или в пятачок играють, а я увижу, например, бычка или тучку и переживаю… Очень я эту красоту сильно понимал. Тучку понимал, ветерок, бычка… Это все я, уважаемый товарищ, очень сильно понимал.

Несмотря на понимание бычков и тучек, стишки у Ивана Филипповича были весьма плохие. Надо бы хуже, да не бывает. Единственно подкупало в них полное отсутствие всяких рифм.

– С рифмами я стихотворения не пишу, – признавался Иван Филиппович. – Потому с рифмами с этими одна путаница выходит. И пишется меньше. А плата все равно – один черт, что с рифмой, что без рифмы. Первое время я честно ходил по редакциям и предлагал стишки, но после и ходить бросил – не брали…

Иван Филиппович приходил ко мне рано утром, садился на кровать и спрашивал:

– Ну как? Не берут?

– Не берут, Иван Филиппович.

– Чего ж они говорят? Может, они, как бы сказать, в происхождении моем сомневаются? То пущай не сомневаются – чистый крестьянин. Можете редакторам так и сказать: от сохи, дескать. Потому кругом крестьянин. И дед крестьянин, и отец, и которые прадеды были – все насквозь крестьяне. И женились Овчинниковы завсегда на крестьянках. Ей-богу. Бывало даже смех вокруг стоит – «да чего вы, говорят, Овчинниковы, все на крестьянках женитесь? Женитесь, говорят, на других…» «Нету, говорим, знаем, что делаем». Ей-богу, уважаемый товарищ. Пущай не сомневаются…

– Да не в том дело, Иван Филиппович. Так не берут. Не созвучно, говорят, эпохе.

   

– Ну, это уж они тово, – возмущался Иван Филиппович. – Это-то не созвучные стихотворения? Ну, это они объелись… Как это не созвучные, раз я с издетства природу чувствовал? И тучку понимал, бычка… За что же, уважаемый товарищ, не берут-то? Пущай скажут. Нельзя же голословно оскорблять личности! Пущай хотя одну штуковину возьмут.

Натиск поэта я стойко выдерживал два месяца.

Два месяца я, нервный и больной человек, отравленный газами в германскую войну, терпел нашествия Ивана Филипповича из уважения к его происхождению. Но через два месяца я стал сдавать.

И, наконец, когда Иван Филиппович принес мне большую поэму или балладу, черт ее разберет, я окончательно сдал.

– Ага, – сказал я, – поэмку принесли?

– Поэмку принес, – добродушно подтверждал Иван Филиппович, – очень сильная поэмка вышла… Два дня писал… Как прорвало. Удержу нет…

– С чего бы это?

– Да уж и не знаю, уважаемый товарищ. Творчество нашло. Пишешь и пишешь. Руку будто кто водит за локоть. Вдохновенье…

– Вдохновенье! – сказал я. – Стишки пишешь… Работать нужно, товарищ, вот что! Дать бы тебе камни на солнцепеке колоть, небось бы…

Иван Филиппович оживился и Дайте, – сказал он. – Если есть, то дайте и умоляю. Потому до крайности дошло. Второй год без работы пухну. Хотя бы какую работишку найти…

– То есть как? – удивился я. – А поэзия?

– Какая поэзия, – сказал Иван Филиппович тараканьим голосом. – Жрать надо… Поэзия!.. Не токо поэзия, я, уважаемый товарищ, черт знает на что могу пойти… Поэзия…

Иван Филиппович решительным тоном занял у меня трешку и ушел.

А через неделю я устроил Ивана Филипповича курьером в одну из редакций. Стишки он писать бросил.

Нынче ходит ко мне бывший делопроизводитель табачной фабрики – поэт от станка.

Да что я – биржа труда, что ли?

Каждое из направлений — сплошная абстракция. Хорошо это или плохо, не мне судить. Конечно, в этом есть определенные плюсы, потому что подобрать тут можно какое угодно произведение. Но вы должны понимать, что дело тут далеко не только в них, а в умении писать, видеть важное, нужное, что пригодится вам для раскрытия темы. И будут ли они вообще напрямую пересекаться со временем — вопрос, который останется без ответа вплоть до 2 декабря. Да, будет пробный в ноябре, но если судить по году, то ничего общего между этими темами нет. Поэтому ваше дело малое — читайте и пишите.

Сколько поговорок вы вспомните, в которых упоминается слово "время"? Их масса. Первая, которая приходит на ум, — "Время лечит". Оно заживляет, но, увы, не омолаживает. Выше уже обозначено, с каких позиций вам, возможно, придется рассуждать, поэтому мы попробуем сейчас коротко пробежать по некоторым озвученным произведениям.

В "Отцах и детях" время поделило героев на 2 лагеря: тех, чья "песенка спета", говоря словами Базарова, и тех, кому предстоит прожить еще не один десяток лет. Время здесь беспощадно. Николай Петрович старается быть на одной волне со своим любимым сыном, постоянно занимаясь самообразованием, однако с горечью понимает, что мировоззрение и мироощущение разнятся, хоть и сказывается здесь давление Базарова. 
Когда Тургенева спрашивали, почему он уготовил именно такой финал для своего героя — Евгения Базарова, то он ответил, что для него еще не пришло время, слишком рано он появился, слишком мало сторонников и людей, которые были бы поддержать его, поэтому никакой другой участи автор придумать не смог. Время выступило барьером для главного героя, именно он один смог его преодолеть, тогда как все остальные, кто был с ним, предпочли остаться наблюдателями. 

Три тысячи шестьсот пятьдесят три дня — именно столько провел в сталинских лагерях Иван Шухов, герой повести А.И. Солженицына "Один день Ивана Денисовича". В основу повествования легло описание всего лишь одного дня, непродолжительные 18 часов, в которых отразилась жизнь тысяч людей, беззащитных и бесправных. В мире сталинских лагерей свои правила и законы, время здесь — наказание, оно течет медленно и совершенно однообразно, ему нет ни начала, ни конца. К десяти годам, которые получал среднестатистический зек ГУЛАГа, могли легко прибавиться дополнительные 5-10 лет. Поэтому для всех сюда попавших жизнь делилась на до и после...