Сочинение об одном из подвигов геракланазвание мифа, суть подвига, каким перед нами предстает герой​

Заколдованное место

Быль сия относится ко времени, когда рассказчик был ещё дитятею. Отец с одним из сыновей уехал в Крым продавать табак, оставив дома жену, трёх ещё сыновей да деда стеречь баштан — дело прибыльное, проезжих много, а всего лучше — чумаки, что рассказывали диковинные истории. Как-то к вечеру приходит несколько возов с чумаками, да все старинными дедовыми знакомцами. Перецеловались, закурили, пошёл разговор, а там и угощение. Потребовал дед, чтоб внуки плясали, гостей потешили, да недолго терпел, сам пошёл. Плясал дед славно, такие кренделя выделывал, что диво, покуда не дошёл до одного, места близ грядки с огурцами. Здесь ноги его стали. Пробовал сызнова — то же. УЖ и бранился, и снова начинал — без толку. Сзади кто-то засмеялся. Огляделся дед, а места не узнает: и баштан, и чумаки — все пропало, вокруг одно гладкое поле. Все ж понял, где он, за поповым огородом, за гумном волостного писаря. «Вот куда затащила нечистая сила!» Стал выбираться, месяца нет, нашёл в темноте дорожку. На могилке поблизости вспыхнул огонёк, и другой чуть поодаль. «Клад!» — решил дед и навалил для приметы изрядную ветку, поскольку заступа при себе не имел. Поздно вернулся он на баштан, чумаков не было, дети спали.

На следующий вечер, захватив заступ и лопату, направился он к попову огороду. Вот по всем приметам вышел в поле на давешнее место: и голубятня торчит, а гумна не видно. Пошёл ближе к гумну — пропала голубятня. А тут припустил дождик, и дед, так и не нашед места, прибежал с бранью обратно. Назавтра ввечеру пошёл он с заступом прокопать новую грядку, да, минуя проклятое место, где ему не танцевалось, в сердцах ударил заступом, — и оказался в том самом поле. Все узнал он: и гумно, и голубятню, и могилку с наваленной веткой. На могиле лежал камень. Обкопав, дед отвалил его и хотел было понюхать табачку, как кто-то чихнул у него над головою. Осмотрелся — нет никого. Принялся дед копать и нашёл котёл. «А, голубчик, вот где ты!» — воскликнул дед. То же сказал и птичий нос, и баранья голова с верхушки дерева, и медведь. «Да тут страшно слово сказать», — пробормотал дед, а вслед за ним и птичий нос, и баранья голова, и медведь. Дед хочет бежать — под ногами круча без дна, над головой гора нависла. Дед бросил котёл, и все стало по-прежнему. Решив, что нечистая сила только пугает, он схватил котёл и кинулся бежать.

Об эту пору на баштане и дети, и пришедшая мать недоумевали, куда подевался дед. Отужинав, пошла мать вылить горячие а навстречу ей бочка ползёт: видно, кто-то из детей, шаля, толкает ее сзади. Мать плеснула в неё Оказалось, что это дед. Открыли дедов котёл, а в нем сор, дрязг и «стыдно сказать, что такое». С той поры заклялся дед верить черту, проклятое место загородил плетнём, а когда наняли поле под баштан соседние козаки, на заколдованном месте вечно всходило что-нибудь «чёрт знает что такое!».

драссветного неба, уже окрашенного отблесками далеких разры bob. Стремительный бег грузовика довер­шает впечатление тревожного ожидания. И хотя людей не видно, их воля и реши­мость выстоять незримо присутствуют в картине.

Одной из наиболее трагических глав истории Великой Отечественной войны А.А.Дейнека посвятил полотно «Оборона Севастополя». Он писал картину в 1942 г., когда город был в руках врага. Рушатся здания. Черные клуба дыма уходят в небо. Охваченный огнем, пылает Севастополь. В смертельной схватке столкнулись совет­ские моряки с фашистами. Идет жесто­кий рукопашный бой.

На первом плане картины в полный рост, в стремительном движении изобра­жен черноморец, бросающий связку гра­нат. Его фигура полна необыкновенной силы: решительно обращена к врагу голо­ва, широко расставленные ноги, занесен­ные для броска руки с грозным оружием рождают впечатление ураганной сокру­шительности предстоящего удара. На фоне алого пламени пожарища, багрово­го неба выделяется его фигура в белой форменке. Вокруг него — мертвая зона с трупами фашистских солдат. Такие люди, как этот моряк, готовые на смерть ради победы наших войск, непобедимы. Изо­браженный позади обнаженный по пояс матрос усиливает силу движения первого моряка. Трагическую ноту вносит в кар­тину образ сраженного в бою, умирающе­го матроса. Художник словно показал пе­реход от жизни к смерти. Матрос падает на камни мостовой, из его рук выскаль­зывает винтовка. Штыковым ударом встречают моряки наступающих врагов. Мы видим только небольшую группу гит­леровцев, но следом за ними движется лавина немецких войск.

Картина построена на цветовом кон­трасте. Светлые фигуры моряков высту­пают на темном фоне, темные фигуры немцев — на светлом фоне. Это образное воплощение замысла — столкновение враждебных сил.

Картина А.А.Пластова «Фашист проле­тел» приобрела уже в первые годы войны мировую известность. Поздняя осень: низкое хмурое небо, золотисто-желтые листья берез, порыже­лая трава. На опушке леса пасется стадо, здесь же бегает мальчишка-пастушок. Но вот пролетел фашистский самолет, и лет­чик, прижав машину к земле, полоснул из пулемета. Упал мальчонка на землю и утк­нулся головой в траву. Протяжно завыла собака. Разбежалось стадо. А над пробуж­дающимся к жизни полем озимых, посте­пенно скрываясь вдали, улетает самолет...

В душе каждого советского граждани­на, видевшего эту картину, рождались гнев и ненависть к фашистским убийцам, жаж­да отмщения.

Всмотритесь еще раз в картину, в ее задумчивый пейзаж, такой близкий серд­цу, в эти тоненькие, колеблющиеся на ветру молодые березки — и вы почувст­вуете щемящее чувство боли, возмущение, обиду за оборвавшуюся жизнь мальчика, за поруганную землю. Эту картину невоз­можно забыть. Подобно набату, звала она к уничтожению врага.

Картину «Мать партизана» СВ. Гераси­мов написал в 1943 г. О чувствах, побу­дивших его написать эту картину, он ска­зал так: «В тяжелые годы войны с фашиз­мом, вторгнувшимся в пределы нашей страны, когда все мы, граждане своего Отечества, жили только одним чувством любви к Родине, мне захотелось в мону­ментальном произведении найти выраже­ние этих чувств и настроений, моих и все­го русского народа. Так возникла картина «Мать партизана», где я мечтал в образе матери, русской женщины-крестьянки воплотить несгибаемое мужество и душев­ное величи