Николай молча, угрюмо смотрел на отражение белого облачка в воде, и тогда лопахин сдержанно и зло заговорил: - а я не вижу оснований, чтобы мне по собачьему обычаю хвост между ног зажимать, понятно тебе? бьют нас? значит, поделом бьют. воюйте лучше, сукины сыны! цепляйтесь за каждую кочку на своей земле, учитесь врага бить так, чтобы заикал он смертной икотой. а если не умеете, - не обижайтесь, что вам морду в кровь бьют и что жители на вас неласково смотрят! чего ради они будут нас с хлебом-солью встречать? говори , что хоть в глаза не плюют, и то хорошо. вот ты, не бодрячок, объясни мне: почему сядет в какой-нибудь деревушке, и деревушка-то с чирей величиной, а выковыриваешь его оттуда с великим трудом, а мы иной раз города почти без боя сдаем, мелкой рысью уходим? брать-то их нам же придется или дядя за нас возьмет? а происходит это потому, что воевать мы с тобой, мистер, как следует, еще не научились и злости настоящей в нас маловато. а вот когда научимся да когда в бой будем идти так, чтобы от ярости пена на губах кипела, - тогда и повернется задом на восток, понятно? я, например, уже дошел до такого градуса злости, что плюнь на меня - шипеть слюна будет, потому и бодрый я, потому и хвост держу трубой, что злой ужасно! а ты и хвост поджал и слезой облился: "ах, полк наш разбили! ах, армию разбили! ах, прорвались немцы! " прах его возьми, этого проклятого немца! прорваться он прорвался, но кто его отсюда выводить будет, когда мы соберемся с силами и ударим? если уж сейчас отступаем и бьем, - то при наступлении вдесятеро больнее бить будем! худо ли, хорошо ли, но мы отступаем, а им и отступать не придется: не на чем будет! как только повернутся задом на восток, - ноги сучьим детям повыдергиваем из того места, откуда они растут, чтобы больше по нашей земле не ходили. я так думаю, а тебе вот что скажу: при мне ты, , не плачь, все равно слез твоих утирать не буду, у меня руки за войну стали жесткие, - не ровен час, еще поцарапаю кто автор?

они сражались за родину

автор: шолохов м.а.

Война становится судьбой для многих героев, и именно с этой позиции следует рассматривать эволюцию главного героя романа андрея болконского. не случайно князь андрей называет войну “величайшей войной”. ведь здесь, на войне, наступает перелом в его сознании; ища правду, он вступает на “дорогу чести”, на путь нравственных исканий. на протяжении всей жизни андрей болконский мечтает о “своем тулоне”. он мечтает на глазах у всех совершить подвиг, чтобы, доказав свою силу и бесстрашие, окунуться в мир славы, стать знаменитостью. “туда-то я буду послан, — думал он, — с бригадой или дивизией, и там-то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю все, что будет передо мной”. на первый взгляд это решение кажется вполне благородным, оно доказывает мужественность и решительность князя андрея. отталкивает лишь то, что не на кутузова, а на наполеона он ориентирован. но шенграбенское сражение, а именно встреча с капитаном тушиным, становится первой трещиной в системе взглядов героя. оказывается, подвиг можно совершить, не подозревая об этом, не на глазах у других; но князь андрей еще не до конца сознает это. можно заметить, что в этом случае толстой симпатизирует не андрею болконскому, а капитану тушину — добродушному человеку, выходцу из народа. автор даже в чем-то осуждает болконского за его высокомерие, несколько презрительное отношение к простым людям. (“князь андрей оглянул тушина и, ничего не сказав, отошел от него”.) во время шенграбенского сражения андрей болконский не чувствует своей связи с народом, этому мешает его ложный аристократизм. а, по -толстому, чтобы понять народ, следует прежде всего жить по правде. исходя из этого можно заключить, что шенграбен еще не конец пути, не обретение истины, и дальнейший поиск правды князем андреем будет, безусловно, тесно связан с судьбой народа и последующим единением с ним. шенграбен, несомненно, сыграл положительную роль в жизни князя андрея. тушину болконский меняет свой взгляд на войну. оказывается, война не средство достижения карьеры, а грязная, тяжелая работа, где совершается античеловеческое дело. окончательное осознание этого приходит к князю андрею на аустерлицком поле. он хочет совершить подвиг и совершает его. но вспоминает он позже не свой триумф, когда бежал на французов со знаменем в руках, а высокое небо аустерлица. знамя и небо — важные символы в романе. знамена в произведении фигурируют несколько раз, но все же это не столько символ, сколько простая эмблема, не заслуживающая серьезного отношения. знамя олицетворяет собой власть, славу, некую материальную силу, что отнюдь не толстым, предпочтение духовным ценностям человека. поэтому не случайно в романе тушин спотыкается о древко знамени, не случайно князь андрей вспоминает не себя со знаменем в руках, а высокое, вечное небо. аустерлиц — вторая трещина во взглядах князя андрея на жизнь и на войну. герой испытывает глубокий нравственный кризис. он разочаровывается в наполеоне, прежних ценностях, понимает истинный, античеловечный смысл войны, “кукольной комедии”, разыгранной императором. отныне идеалом для князя андрея становится небо, бесконечность и высота: “он узнал, что это был наполеон — его герой, но в ту минуту наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками”. символично и то, что князь андрей получает ранение в голову. это говорит о превосходстве духовного начала над интеллектуальным, аристократическим, о правильности выбранного героем пути. осознание близкой смерти дает князю андрею силы на выживание, возрождает к новой жизни.

Метод обучения был один — зубрежка, или, как говорили в бурсе, долбня. учение в долбежку непонятных богословских предметов становилось еще более нелепым потому, что педагоги не считали нужным объяснять ученикам смысл вдалбливаемых наук, а просто задавали «от сих до сих». естественно, что такое учение приносило только страдания несчастным бурсакам, сложившим по этому поводу песню: сколь блаженны те народы, коих крепкие природы не знали наших мук, не ведали наук. по некоторым предметам педагоги допускали так называемые «возражения»: ученикам позволяли спорить и выступать по одному и тому же вопросу с различных, но строго определенных начальством позиций. темы были такие: «может ли дьявол согрешить? », «первородный грех содержит ли в себе, как в зародыше, грехи смертные, произвольные и невольные? », «спасется ли сократ и другие благочестивые философы язычества или нет? » подобные схоластические , наполненные пустой, никчемной софистикой, считались венцом премудрости и поэтому допускались редко. многие бурсаки, отчаявшись преодолеть подобную премудрость, записывались в «вечные нули»,— авдитор, не спрашивая у них урока, ежедневно в нотате ставил против их фамилий нуль. они переезжали на «камчатку», играли, а то и просто спали под партами.