Уменьшённые и увеличенные трезвучия в ля мажоре

A-dur, 3#

ум.53 строится на VII ступени в нат.мажоре и на II ступени в гармонич.мажоре:
VII: соль#-си-ре=>б.3: ля-ля-до#
II: си-ре-фа(бекар)=>м.3: до#-до#-ми

ув.53 строится в гарм.мажоре на VI ступени и разрешается в T64:
ув.53: фа(бекар)-ля-до#=>Т64: ми-ля-до#

воплощать в музыке легенду о Садко Римский-Корсаков начал ещё в 1867 году, когда написал симфоническую поэму под одноимённым названием. Темы из этого сочинения впоследствии вошли в оперу.

В 1880-е годы композитор несколько раз задумывался над воплощением этого сюжета в виде оперы. Весной 1894 года он получил письмо от Николая Финдейзена, в котором тот убеждает его написать оперу на сюжет «Садко» и предлагает ему первоначальный план либретто. В дальнейшем план разрабатывая при участииВасилия Ястребцева, Николая Штрупа, Владимира Стасова и самого Римского-Корсакова. Тогда же началось создание музыки. В процессе работы над оперой началось сближение Римского-Корсакова и либреттистаВ. И. Бельского, в будущем — его близкого друга и постоянного сотрудника.

Активная работа над сочинением музыки шла в 1895—1896 годах и осенью 1896 года опера была завершена.

Первоначально предполагалось, что опера будет поставлена в Мариинском театре в следующем сезоне. Однако обстоятельства сложились иначе. Опера была прослушана в Мариинском театре осенью 1896 года, в её обсуждении принимали участие: директор императорских театров Иван Всеволожский, главный капельмейстер Эдуард Направник, учитель сцены Осип Палечек, начальник постановочной части Платон Домерщиков и др. Последним было высказано мнение, что опера слишком сложна для постановки. Всему этому сопутствовало охлаждённое отношение к композитору со стороны дирекции театров после неудачи предыдущей оперы «Ночь перед Рождеством». Римский-Корсаков вспоминал:

По-видимому, слушатели ничего не поняли, и опера никому не понравилась. Направник был хмур и кисел. Произведение было сыграно не все за поздним временем. Опера моя, очевидно, провалилась в глазах Всеволожского <...> и я решил оставить дирекцию в покое и никогда более её не тревожить предложением своих опер[1].

Тем не менее, окончательное решение по опере должен был принять император Николай II. 24 января 1897 года состоялся доклад Всеволожского императору, на котором Николай II собственноручно вычеркнул «Садко» из репертуара со словами: «Пусть вместо этой оперы дирекция подыщет что-нибудь повеселее»[2].

Римский-Корсаков тяжело воспринял провал оперы в дирекции императорских театров, тем более, что выхода из создавшейся ситуации он не видел. Мысль поставить оперу в Московской частной опере С. И. Мамонтова (в помещении театра Солодовникова) подсказал ему Семён Кругликов. Композитор дал согласие, Мамонтов с энтузиазмом взялся за организацию постановки этой оперы и уже 27 декабря 1897 года состоялась премьера. Сам композитор критически отнесся к этой постановке и в «Летописи моей музыкальной жизни» отмечал множественные недочёты исполнительской и постановочной стороны спектакля. Тем не менее, произведение было принято публикой и критикой с большим успехом.

Практически сразу после премьеры «Садко» в театре случился пожар. Спектакли Русской частной оперы были перенесены из помещения театра Солодовникова в театр на Большой Никитской и некоторое время шли там. Однако из-за маленьких размеров помещения было решено перенести спектакли труппы в Петербург, в зал Консерватории. Римский-Корсаков сам провёл последние репетиции и продирижировал спектаклем 28 февраля 1898 года. В Петербурге опера также имела успех, что отмечал и сам композитор.

Какой тяжелый, темный бред!Как эти выси мутно-лунны!Касаться скрипки столько летИ не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажегДва желтых лика, два унылых...И вдруг почувствовал смычок,Что кто-то взял и кто-то слил их.
«О, как давно! Сквозь эту тьмуСкажи одно: ты та ли, та ли?»И струны ластились к нему,Звеня, но, ластясь, трепетали.
«Не правда ль, больше никогдаМы не расстанемся? довольно?..»И скрипка отвечала «да»,Но сердцу скрипки было больно.
Смычок всё понял, он затих,А в скрипке эхо всё держалось...И было мукою для них,Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасилДо утра свеч И струны пели...Лишь солнце их нашло без силНа черном бархате постели.