Шығармашылық жоба деген не?

Аборигены издревле поклонялись солнцу, дающему жизнь всему живому на земле. Они изображали солнце в образе небесного оленя или туго скрученной спирали. Одухотворение природы и поклонение ее животворящим силам во имя сохранения и продолжения рода человеческого привело древний народ Амура к созданию своеобразного орнаментального языка, эстетическая сила и мощь которого признана всем культурным миром.

Без традиций нет истинной национальной культуры, нет высокого искусства, нет и личности творца. В традициях, в творчестве многих поколений мастеров живут особенности переживания и восприятия мира, народное понимание жизни как высшей ценности. Художник-мастер является необходимым связующим звеном между и будущим своего народа.

Известные и признанные мастера старшего поколения из старинных национальных центров (с. Булава, с. Гвасюги, с. Арка) донесли до нас непреходящую и волнующую эстетику своего народа. Национальный ритуальный костюм и его атрибуты, текстильные и меховые ковры, богато орнаментированные, украшенные изящной вышивкой шелком и бисером, отражают праздничное мироощущение народов Приамурья. Вершиной амурского народного искусства является орнамент, в знаках и образах которого воплощены древнейшие представления о космосе, мире и человеке. Сакральный, тайный смысл орнамента для нас утрачен, но его высокая эстетика волнует и приобщает к духовным ценностям традиционной культуры.Высокий уровень народного искусства коренится в самой традиции, в ее устойчивых, отточенных многовековым развитием принципах. При переходе от традиционных форм творчества к профессиональному искусству, основой которого являются индивидуальные формы, на первый план выдвигается личная одаренность художника.

Лариса Бельды (с. Джари), Николай У (с. Джари), Илья Лиханов (с. Сикачи-Алян) живут, работают, растят детей на земле своих предков. Художники эти очень разные, но их объединяют любовь к своему народу, знание его истории и традиций. Каждый из художников творит свою легенду, сказ о своем маленьком, но древнем народе.

На сегодняшний день проблема преемственности в современном аборигенном искусстве наиболее актуальна. Не потерять эстетические и нравственные ценности, сконцентрированные в народном искусстве, утвердить их значимость — это значит жить и творить во времени.

Конец в коментах

Трагическая история художника Чарткова началась перед лавочкой на Щукинском дворе, где среди множества картин, изображающих мужичков или ландшафтики, он разглядел одну и, отдав за неё последний двугривенный, принёс домой. Это портрет старика в азиатских одеждах, казалось, неоконченный, но схваченный такою сильной кистью, что глаза на портрете глядели, как живые. Дома Чартков узнает, что приходил хозяин с квартальным, требуя платы за квартиру. Досада Чарткова, уже о двугривенном и сидящего, по бедности, без свечи, умножается. Он не без желчности размышляет об участи молодого талантливого художника, принуждённого к скромному ученичеству, тогда как заезжие живописцы «одной только привычной замашкой» производят шум и сбирают изрядный капитал. В это время взор его падает на портрет, уже им позабытый, — и совершенно живые, даже разрушающие гармонию самого портрета глаза пугают его, сообщая ему какое-то неприятное чувство. Отправившись спать за ширмы, он видит сквозь щели освещённый месяцем портрет, также вперяющий в него взор. В страхе Чартков занавешивает его простыней, но то ему чудятся глаза, просвечивающиеся чрез полотно, то кажется, что простыня сорвана, наконец, он видит, что простыни и в самом деле уж нет, а старик пошевельнулся и вылез из рам. Старик заходит к нему за ширмы, садится в ногах и принимается пересчитывать деньги, что вынимает из принесённого с собою мешка. Один свёрток с надписью «1000 червонцев» откатывается в сторону, и Чартков хватает его незаметно. Отчаянно сжимающий деньги, он просыпается; рука ощущает только что бывшую в ней тяжесть. После череды сменяющих друг друга кошмаров он просыпается поздно и тяжело. Пришедший с хозяином квартальный, узнав, что денег нет, предлагает расплатиться работами. Портрет старика привлекает его внимание, и, разглядывая холст, он неосторожно сжимает рамы, — на пол падает известный Чарткову свёрток с надписью «1000 червонцев». В тот же день Чартков расплачивается с хозяином и, утешаясь историями о кладах, заглушив первое движение накупить красок и запереться года на три в мастерской, снимает роскошную квартиру на Невском, одевается щёголем, даёт объявление в ходячей газете, — и уже назавтра принимает заказчицу. Важная дама, описав желаемые детали будущего портрета своей дочери, уводит её, когда Чартков, казалось, только расписался и готов был схватить что-то главное в её лице. В следующий раз она остаётся недовольна проявившимся сходством, желтизной лица и тенями под глазами и, наконец, принимает за портрет старую работу Чарткова, Психею, слегка подновлённую раздосадованным художником. В короткое время Чартков входит в моду: схватывая одно общее выражение, он пишет множество портретов, удовлетворяя самые разные притязания. Он богат, принят в аристократических домах, о художниках изъясняется резко и высокомерно. Многие, знавшие Чарткова прежде, изумляются, как мог исчезнуть в нем талант, столь приметный вначале. Он важен, укоряет молодёжь в безнравственности, становится скрягой и однажды, по приглашению Академии художеств, придя посмотреть на присланное из Италии полотно одного из прежних товарищей, видит совершенство и понимает всю бездну своего падения. Он запирается в мастерской и погружается в работу, но принуждён ежеминутно останавливаться из-за незнания азбучных истин, изучением коих пренебрёг в начале своего поприща. Вскоре им овладевает страшная зависть, он принимается скупать лучшие произведения искусства, и лишь после скорой его смерти от горячки, соединившейся с чахоткою, становится ясно, что шедевры, на приобретение коих употребил он все своё огромное состояние, были им жестоко уничтожены. Смерть его ужасна: страшные глаза старика мерешились ему всюду