Кому Бетховен в трудные минуты в заточении

Гибнувшим на судне Титаника

  Классической называют музыку, которая испытание временем. Это означает, что музыка, написанная много веков назад, до сих пор популярна и востребована и в наше время. Отражая в себе вечные темы искусства, классическую музыку слушают до сих пор, чтобы найти ответы на уже современные вопросы.

   Чтобы исполнять классическую музыку, нужны инструменты. Ведущее место среди инструментов для исполнения такой музыки занимают струнные смычковые инструменты - альты, скрипки, виолончели, контрабасы, но также деревянные духовые, медные духовые и ударные инструменты, представлявшие из себя малый симфонический, или бетховенский оркестр. Состав такого оркестра сложился в девятнадцатом веке и с тех пор претерпел некоторые изменения. В симфонический оркестр позже стали включать арфы, колокола, английский рожок. В начале века дирижер также исполнял музыкальные партии, но затем ему пришлось покинуть место у инструмента. К жанрам инструментальной классической музыки относятся, например, симфонии, концерты, этюды. Также существуют вокальные симфонии, исполняемые без музыкального сопровождения, где в роли инструментов выступают разные голоса хора.

  Классическая музыка, духовная и светская, умело совмещающая в себе и черты народного искусства, и авторские черты, получила огромное признание и оказала значительное влияние на поколения людей.

Атлантический океанИспанский камень слепящ и бел, а стены — зубьями пил. Пароход до двенадцати уголь ел и пресную воду пил. Повел пароход окованным носом и в час, сопя, вобрал якоря и понесся. Европа скрылась, мельчась. Бегут по бортам водяные глыбы, огромные, как года. Надо мною птицы, подо мною рыбы, а кругом — вода. Недели грудью своей атлетической — то работяга, то в стельку пьян — вздыхает и гремит Атлантический океан. «Мне бы, братцы, к Сахаре подобраться... Развернись и плюнь — пароход внизу. Хочу топлю, хочу везу. Выходи сухой — сварю ухой. Людей не надо нам — малы к обеду. Не трону... ладно... пускай едут...» Волны будоражить мастера: детство выплеснут; другому — голос милой. Ну, а мне б опять знамена простирать! Вон — пошло, затарахтело, загромило! И снова вода присмирела сквозная, и нет никаких сомнений ни в ком. И вдруг, откуда-то — черт его знает!— встает из глубин воднячий Ревком. И гвардия капель — воды партизаны — взбираются ввысь с океанского рва, до неба метнутся и падают заново, порфиру пены в клочки изодрав. И снова спаялись воды в одно, волне повелев разбурлиться вождем. И прет волнища с-под тучи на дно — приказы и лозунги сыплет дождем. И волны клянутся всеводному Цику оружие бурь до победы не класть. И вот победили — экватору в циркуль Советов-капель бескрайняя власть. Последних волн небольшие митинги шумят о чем-то в возвышенном стиле. И вот океан улыбнулся умытенький и замер на время в покое и в штиле. Смотрю за перила. Старайтесь, приятели! Под трапом, нависшим ажурным мостком, при океанском предприятии потеет над чем-то волновий местком. И под водой деловито и тихо дворцом растет кораллов плетенка, чтоб легше жилось трудовой китихе с рабочим китом и дошкольным китенком. Уже и луну положили дорожкой. Хоть прямо на пузе, как по суху, лазь. Но враг не сунется — в небо сторожко глядит, не сморгнув, Атлантический глаз. То стынешь в блеске лунного лака, то стонешь, облитый пеною ран. Смотрю, смотрю — и всегда одинаков, любим, близок мне океан. Вовек твой грохот удержит ухо. В глаза тебя опрокинуть рад. По шири, по делу, по крови, по духу — моей революции старший брат. 1925