Как вы думаете - мы можем УВИДЕТЬ музыку? ответить на этот вопрос вам два примера:1. Картина М. Врубеля «Царевна – лебедь»2. Фрагмент из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Сказка о Царе Салтане» три чуда – Царевна – лебедь.​

Поскольку в процессе развития театр кабуки претерпел множество трансформаций, даже для японца этот жанр является сложным для восприятия, для постижения его сущности. А глядя на кабуки глазами европейского зрителя, можно и вовсе не заметить главного, ведь западноевропейская теория драматургии с привычными для нас категориями не в силах дать ответ на вопрос «что такое кабуки». Так, в рамках западной теории искусства корректней говорить не об истории драматургии кабуки, а об истории исполнительского искусства, так как для японского театра важнее актерская техника, а не сюжет. И все же попытаемся разобраться, что можно обозначить как эстетические константы для такого изменчивого жанра, как кабуки.

Театр кабуки изначально был направлен на развлечение широких народных масс, поэтому одной из характерных черт кабуки была и остается зрелищность. Известный театральный деятель Окамото Кидо писал: «Человек, изучающий театр кабуки, не должен забывать значение слова «представление». Хотя представление – вещь придуманная, но в то же время оно не является ни ложью, ни обманом. Придуманное становится правдой на сцене кабуки». Другой характерной чертой кабуки является его условность. В отличие от европейского театра, дошедшего до крайних форм реализма, кабуки далек от воспроизведения реальной жизни на сцене. Это в первую очередь объясняется тем, что своими корнями кабуки уходит в религиозные действа и танцевальное искусство. При этом условность театра является как бы зеркальным отражением условности социальных отношений феодальной Японии, о чем свидетельствуют строгие правила, по которым должны вести себя актеры в зависимости от своего ранга.

Условность кабуки выражается в намеренно преувеличенной, легкомысленной и даже распутной развлекательности. И это не случайно, поскольку театр кабуки носит ярко выраженный народный характер, поэтому на сцене всецело царит дух развлекательности, народного праздника со всеми его чисто земными удовольствиями. Можно сказать, что в кабуки нет никакого духовного измерения, как, например, в театре ноо, и позволяет зрителю приобщиться к плотским удовольствиям, другой важной стороне человеческой жизни. Говоря словами писателя Сосэки: «Люди с крайне ограниченным умственным развитием и обладавшие в то же время сравнительно богатым артистизмом создали кабуки для того, чтобы удовлетворить потребности людей такого же уровня».

Другой интересной стороной устройства сценического представления кабуки можно назвать отсутствие привычной для европейского театра стены между актерами и зрителями. Кабуки присуще так называемое «соучастие», без которого театр потерял бы часть своего очарования. Представление кабуки просто не мыслимо в изолированной форме, зритель на протяжении всей пьесы вовлечен в общение с актерами, происходит это, как правило, в форме подбадривающих выкриков (какэгоэ), хвалебных слов (хомэкотоба) и приветственных обращений к актерам со стороны зрителей. Такая вовлеченность сильно отличается от вовлеченности зрителя в классическом и современном европейском театре.

Еще более непонятным может показаться то, что исполнительское искусство кабуки зиждется на искусстве паузы (ма). Причем пауза никак не соотносится с временной организацией пьесы и психологическим состоянием персонажей, это самостоятельный выражения. И что же может выражать обычная пауза? В момент паузы каждый участник представления получает возможность физиологически осознать красоту, явленную в произведении искусства.

Это доходит до того, что для зрителей паузы становятся более привлекательными, чем сами действия на сцене. Можно сказать, что в пьесе кабуки все служит именно образованию этих пауз. Неотъемлемым элементом кабуки также является танец как искусство условно изобразить красоту. Таким образом, основным замыслом любой пьесы кабуки является именно изображение красоты деталей, переходов, эмоций. Все это, безусловно, проистекает из восточного образа мышления.