Надо расставить запятые в скороговорках. 1.краб крабу сделал грабли подарил грабли крабу. 2.булку, баранку, батон и буханку пекарь испёк спозаранку 3.наш шахматист вашего шахматиста перешахматит и перевышмахатит! 4.у аграфены и арины растут георгины.

Грабли,подарил;   буханку, пекарь; шахматиста,перешахматит;   арины,растут

1.краб крабу сделал грабли, подарил грабли крабу. 2.булку,баранку, батон и буханку, пекарь испёк спозаранку. 3.наш шахматист вашего шахматиста, перешахматит и перевышахматит! 4. у аграфены и арины, растут георгины.

Вот уже, как пять лет, я работаю экскурсоводом. я веду экскурсии приезжим туристам в наш замечательный город. мне так нравится рассказывать про то или иное сооружение, памятники, музеи, парки, скверы и многое другое. мне нравится рассказывать их , некую легенду или быль. нравится смотреть на туристов, которые с замиранием сердца слушают меня и внимают каждое моё слово. нравится наблюдать, как каждый из них пытается запечатлить тот момент, когда они находятся рядом с моего города. я никогда не поменяю свою интересную работу на какую-либо другую. ведь это так здорово, знать всю своего города.

Сочинение рассуждение: огэ15.2 "в эту ночь мы долго не спали,и у каждого из нас было своё почему" текст мы были одни в столовой — я и бум. я болтал под столом ногами, а бум легонько покусывал меня за голые пятки. мне было щекотно и весело. над столом висела большая папина карточка, — мы с мамой только недавно отдавали ее увеличивать. на этой карточке у папы было такое веселое доброе лицо. — смотри, — шепотом сказал я и, сильно качнувшись, схватился за край скатерти. стол выскользнул из моих рук. послышался сердце у меня замерло. я тихонько сполз со стула и опустил глаза. на полу валялись розовые черепки, золотой ободок блестел на солнце. бум вылез из-под стола, осторожно обнюхал черепки и сел, склонив набок голову и подняв вверх одно ухо. из кухни послышались быстрые шаги. — что это? кто это? — мама опустилась на колени и закрыла лицо руками. — папина папина — горько повторяла она. потом подняла глаза и с спросила: — это ты? колени у меня дрожали, язык заплетался: — бум! — бум? — мама поднялась с колен и медленно переспросила: — это бум? я кивнул головой. бум, услышав свое имя, задвигал ушами и завилял хвостом.  лицо у мамы потемнело. она взяла бума за ошейник и пошла с ним к двери. — он будет жить в будке, — сказала мама и, присев к столу, о чем-то задумалась. ее пальцы медленно в кучку крошки хлеба, раскатывали их шариками, а глаза смотрели куда-то поверх стола в одну точку. я стоял, не смея подойти к ней. время шло, и с каждым часом на сердце у меня становилось все тяжелее. я боялся, что скоро стемнеет, в доме погасят огни, закроют все двери, и бум останется один на всю ему будет холодно и страшно. мурашки пробегали у меня по спине. если б чашка не была и если б сам папа был ничего бы не мама никогда не наказывала меня за что-нибудь и я боялся не наказания — я с радостью перенес бы самое худшее наказание. но мама так берегла все папино! и потом, я не сознался сразу, я обманул ее, и теперь с каждым часом моя вина становилась все больше. я разделся и лег, уткнувшись головой в подушку. мама вышла. через приоткрытую дверь из ее комнаты проникала ко мне желтая полоска света. за окном было черно. ветер качал деревья. все самое страшное, тоскливое и пугающее собралось для меня за этим ночным окном. и в этой тьме сквозь шум ветра я различал голос бума. один раз, подбежав к моему окну, он отрывисто залаял. я приподнялся на локте и слушал. ведь он тоже папин. вместе с ним мы в последний раз провожали папу на корабль. и когда папа уехал, бум не хотел ничего есть и мама со слезами уговаривала его. она обещала ему, что папа вернется. но папа не вернулся. то ближе, то дальше слышался расстроенный лай. бум бегал от двери к окнам, он звал, просил, скребся лапами и жалобно взвизгивал.  и вдруг в мое окно с силой ударил ветер, крупные капли дождя забарабанили по стеклу. я вскочил. босиком, в одной рубашке я бросился к двери и широко распахнул ее: — мама! она спала, сидя за столом и положив голову на согнутый локоть. обеими руками я приподнял ее лицо, смятый мокрый платочек лежал под ее щекой. — мама! она открыла глаза, обняла меня теплыми руками. тоскливый собачий лай донесся до нас сквозь шум дождя. — мама! мама! это я разбил чашку. это я, я! пусти лицо ее дрогнуло, она схватила меня за руку, и мы побежали к двери. в темноте я натыкался на стулья и громко всхлипывал. бум холодным шершавым языком осушил мои слезы, от него пахло дождем и мокрой шерстью. мы с мамой вытирали его сухим полотенцем, а он поднимал вверх все четыре лапы и в буйном восторге катался по полу. потом он затих, улегся на свое место и, не мигая, смотрел на нас. он думал: «почему меня выгнали во двор, почему впустили и обласкали сейчас? » мама долго не спала. она тоже думала: «почему мой сын не сказал мне правду сразу, а разбудил меня ночью? » и я тоже думал, лежа в своей кровати: «почему мама нисколько не бранила меня, почему она даже обрадовалась, что чашку разбил я, а не бум? » в эту ночь мы долго не спали и у каждого из нас троих было свое «почему».