Замените следующие сочетания фразеологизмом с частицей ни. встал рано; сделать что-то некстати; тесно; сделать что-то неожиданно, без видимых причин; так говорят о человеке, который сильно испуган; никаких известий, сведений о человеке; ничем не выделяющийся, заурядный человек.

Ни свет ни заря
ни к селу ни к городу
ни встать ни сесть
ни с того ни с сего
 ни жив ни мёртв
ни слуху ни духу
ни рыба ни мясо.

Встал очень рано - ни свет ни заря
Сделать что-то некстати - ни к селу ни к городу
Очень тесно - ни встать не сесть
Сделать что-то неожиданно - ни с того ни с сего
Без видимых причин - ни с того ни с сего х2
Так говорят о человеке, который сильно испуган - ни жив ни мёртв
Никаких известий, сведений о человеке - ни слуху ни духу
Ничем не выделяющийся - ни рыба ни мясо
Заурядный человек - ни то ни сё

Всё сделано лично мной. Копирование запрещено©

Ойна – это самое страшное слово во всех языках мира. Начиная с древнейших времен и по сегодняшний день, войны на Земле не прекращаются. От копий, стрел и щитов человечество пришло к самому страшному и разрушительному оружию – атомным бомбам, применение которых может уничтожить дом всего живого – планету Земля.
Но Войны не проходят сами по себе, их начинают люди. Группы, стоящие у власти, решают судьбы народов. Эти опьяненные силой и властью политики стремятся к мировому превосходству, не понимая самого простого и главного, что каждый человек на Земле любой национальности и любого цвета кожи имеет право на жизнь…
Каждый имеет право родиться, быть любимым своими близкими, расти, учиться, трудиться на благо своего народа, любить, родить и воспитывать своих детей. И пусть каждый, кто захочет взять в руки оружие, спросит у ребенка, хочет ли он войны. Дети всего мира говорят: «Нет войнам! Нет вооруженным конфликтам! Нам нужен мир! Нам нужна жизнь на Земле!»

Когда елку принесли в дом, первым ее запах услышал Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку.

Он проснулся и закричал:

— Эй вы, сонные тетери! Бал!

Блестящие фонарики замигали:

— Бал! Бал! Бал!

И принялись начищать бока о старого ватного Деда Мороза.

Он был глуховат, но когда захлопали флажки, открыл глаза.

— Снова Новый год?

— Ах, ну конечно! Бал! Бал! — ответили ему, подпрыгивая, матрешки в цветастых платьицах.

— В этом году я снова буду королевой елки! — заявила Серебряная Фея с пружинками-завитушками на голове.

— Нет уж, позвольте! — стал, как обычно, спорить Картонный Домик.

Он не начищал бока о Деда Мороза, считая это вредным, а лишь пыхтел, отдуваясь от пыли. Ему нужнее всех оказаться под потолком. Того и гляди помнут.

— Не позволю! Никому не позволю! — грозно прикрикнула Шишка. — Я — Шишка! А шишки у елок висят вверху!

— Подумаешь, шишка! — зазвенела Стеклянная Сосулька. — Мои сестры растут на крышах, которые выше елок. Я буду королевой! Сегодня и всегда!

— А трещина?! — воскликнула Серебряная Фея. — Тебя в году уронили!

— Подумаешь! — Сосулька посмотрелась в сияющий белый шарик. — С одного бока немножко… Если правильно повесить, то и не видно.

— Опомнитесь, на вас и ниток-то нет! — заверещал Разноцветный Попугай на прищепке.

Он был немножко красный, немножко синий, немножко зеленый и очень этим гордился.

— Нитки привяжут, — важно ответил Снеговик. — Но Новый год — это я, а не вы.

Он поправил поролоновую морковку и подмигнул Сосульке:

— Снег выше всего. Он над всеми домами кружится и даже над самолетами.

Снеговик принялся карабкаться к крышке, расталкивая соседей. Всем известно, что те игрушки, которые лежат сверху, вешают на елку первыми. За ним поспешил Картонный Домик, Серебряная Фея, Сосулька и Шишка.

— Выскочки! — заметил Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку. Он был любимым шаром мамы и никуда не торопился.

Маленький Ослик забился в угол и думал только об одном: как сделать так, чтобы его достали последним?

В раз он спрятался в ватной бороде Деда Мороза, но теперь к нему не пробраться. Все чистились о красный потрепанный тулуп. Все хотели сиять ярче, чтобы огни гирлянды, когда ее зажгут, танцевали в них золотыми искорками.

На балу, таком веселом и коротком, каждой игрушке хочется быть самой красивой. Весь год, сквозь дрему, они вспоминают праздник. Весь год мечтают о следующем. Весь год беспокоятся: каким он будет? Какую привяжут нитку? Как высоко повесят? Будет ли видно телевизор? Не разобьют? Удастся ли поболтать с новичками: мандаринами и конфетами, которые висят совсем недолго и никогда не ложатся в коробку? Только Ослик ни о чем таком не думал. Он никогда не видел комнату сверху. Никогда не начищал бока, не боялся разбиться. И нитку к нему не привязывали. Он был пластилиновым осликом, которого слепил Павлик.

Вокруг синего туловища намотан желтый шнурок — великолепная попона, концы которой разлохматились и превратились в уздечку. Ослик может везти тележку из спичечной коробки и вообще все что привяжут. Его слепили, чтобы играть.

Ослик залез под серпантин и мечтал только об одном: оказаться последним, висеть пониже, чтобы Павлик увидел и вспомнил его. Павлик — это мама. Павлик — это папа. У него теплые ладошки и большие серые глаза. Он умеет все на свете: читать вверх ногами книжки, строить башни принцесс и медведей. Он лепит шарики, змей и огурцы. А бегает так, что даже королева бала подпрыгивает на верхушке! Ослик боится одного: только бы Павлик не вырос. Большой Красный Шар с белой снежинкой на боку рассказывал, что дети вырастают и забывают свои игрушки. Но не всегда. Мама Павлика не забыла Большой Красный Шар с белой снежинкой.

Когда открывают коробку, все игрушки жмурятся от яркого света.

Все, кроме Ослика. Он смотрит вверх и, затаив дыхание, ищет Павлика.

Он готов скакать к нему, только немного запутался в серпантине.