Почему легенда о данко в художественном стиле

Легенда воздействует на воображение, психику и чувства читателя, передаёт мысли и чувства автора, использует всё богатство лексики, возможности разных стилей, характеризуется образностью, эмоциональностью речи.

1. Надо признаться , это меня ошеломило. 2. Кстати, копирование документов запрещено. 3. Конечно, же он ясно видел, что я недоволен заданием, что задание представляется мне странным и мягко выражаясь нелепым. Однако, по каким-то причинам он не мог мне сказать больше, чем он сказал. 4. Как я и ожидал , в папке не было ничего кроме документов. Первым моим побуждением было засунуть всю эту груду бумаг в стол, но я ,разумеется ,вовремя спохватился. 5. Впрочем ,надо сказать, в своём отношении к теоретикам я не оригинален. К счастью, мне достаточно редко приходится иметь дело с людьми этой профессии. 6. Выходит, шеф интересуется главным образом , неким Тристаном. Ради него он поднялся сегодня в несусветную рань и не постеснялся поднять с постели Слонова, который, как известно, ложится спать с петухами. 7. А ведь я его помню! Все звали его (кроме Комова , конечно) Лёвушка-рёвушка или просто Рёвушка, но не потому ,разумеется, что он был плакса, а потому что голос у него был зычный взрёвывающий. 8. Это скорее всего меня не касается. Но я должен знать, куда он может пойти? По-моему , к маме идти в таком состоянии непристойно. Он не похож на сопляка, точнее, не должен быть похож. Учитель? Наставник? Это возможно. Это вполне вероятно. 9. Раз шеф не объяснил мне, почему надо искать Абалкина , значит это не имеет значения. И тут же я понял ещё одну вещь. Вернее , не понял , а почувствовал. А ещё точнее , заподозрил. Всё это обилие бумаг, вся эта пожелтевшая писанина, ничего не даст мне , кроме, может быть ,ещё нескольких имен и огромного количества вопросов не имеющих никакого отношения к делу. 10. Бoльшую часть бумаг составляли документы написанные, как я понял, рукой самого Абалкина. Во-первых , это был отчёт об участии в операции «Мёртвый мир» на планете Надежда. Во-вторых, был в папке ещё один документ -отчёт об операции на планете Гигант. Операция, впрочем, была на мой взгляд пустяковая. 11. Как мне показалось, материал этот был для меня совершенно бесполезен. Писать такие отчёты одно удовольствие, читать их, как правило, сущее мучение. 12. Я не психолог ,во всяком случае не профессионал ,но я подумал, что может быть мне удастся извлечь из этих отчётов что-то полезное о личности Льва Абалкина.

ответ: Среди поколения писателей, родившихся в России и начавших писать в 20–30-е гг. за ее пределами, легко назвать десять-пятнадцать значительных поэтических имен, но с трудом можно найти три-четыре равноценных имени прозаиков.

Один из них — Василий Георгиевич Федоров (1895–1959).

И читателю, да и историкам литературы жизнь и творчество этого писателя почти неизвестны. Его скромная личность оказалась в тени, заслоненная фигурами знаменитых современников — И. Бунина, И. Шмелева, А. Ремизова, Б. Зайцева, М. Осоргина, М. Алданова, А. Аверченко, Н. Тэффи, В. Набокова. А между тем было время, когда на Федорова обратили внимание как на одного из талантливых писателей зарубежья.

Такой взыскательный художник, как Владислав Ходасевич, посвятил свою последнюю статью книге Федорова. «Мне хочется приветствовать почин молодого писателя Василия Федорова, только что выпустившего первый том своего романа «Канареечное счастье», — писал Ходасевич. — Поскольку перед нами лишь первый том, трудно судить, во что выльется опыт Федорова, но пока что — не приходится сомневаться, что перед нами именно опыт если не вполне «юмористического», то все же веселого романа. Правда, и федоровская улыбка порою кажется несколько грустной, и можно допустить, что в дальнейшем эта грусть даже усилится, но все-таки в основе замысла у Федорова лежит юмор, притом — легкий и добродушный. К несомненным достоинствам книги надо отнести то, что чувство меры и вкуса почти никогда автору не изменяет, а это как раз самые опасные места, на которых терпит крушения великое множество комических авторов»[1].

Известный литературный и театральный критик Петр Пильский после выхода книги Федорова «Суд Вареника» утверждал: «Это бесспорно талантливый беллетрист… Этот молодой писатель верен и предан крепкой русской литературной традиции. Он лучшее доказательство ее неиссякаемости. Книга производит самое образное впечатление»[2].

По мнению историка культуры, публициста и литературного критика Д. Философова, «Федоров любит слово, умеет видеть; благодаря тому, что (…) сам Федоров талантлив, весь фон его книги до чрезвычайности обаятелен…»[3]

Историк литературы и критик Петр Бицилли отмечал: «…автор эмигрантский писатель; но новороссийская деревня изображена у него с такой жизненностью, с такой свежестью красок, так правдиво и так тонко, что к «эмигрантской» литературе его книга относится столь же мало, как писанные за границей вещи Гоголя, Тургенева и Достоевского»[4].

Авторская судьба Василия Федорова оказалась одной из самых необычных в истории русской литературы зарубежья. Уйдя из жизни, Федоров ушел и из памяти историков литературы. Достаточно сказать, что в «Энциклопедическом словаре русской литературы с 1917 года» Вольфганга Казака, изданном в Лондоне в 1988 г., В. Г. Федоров ни разу не упомянут.

Однако даже при беглом знакомстве с творчеством Федорова становится ясно, что литературное забвение никак не связано с какими-либо художественными недостатками его произведений. Судьба творческого наследия Федорова — следствие недоразумения, которое необходимо исправить.

Конечно, время стремится сделать художника выразителем своих идей и настроений. Писателю как бы остается только выбирать из современности то, что наиболее близко ему. Федоров писал вроде бы не о существенном, а о частном, находящемся вне главных проблем эпохи. И все же произведения его — пестрая, живая картина своего времени.

Федоров обратил на себя внимание современников как знаток эмигрантского быта, живописец природы, защитник «маленького человека». Читателей привлекали в произведениях Федорова нерастраченный в своем богатстве русский язык, любовь к детали, тонкий юмор.

И сегодняшний читатель по достоинству оценит в художнике несомненный дар наблюдательности, высокую языковую культуру, колоритность портретов и речевых характеристик, пафос гуманизма

Объяснение: