Как называлось киданьское государство в начале 10 века

Государство - Дундань

Сказочная и солнечная Италия, изящный сапожок на тонком каблучке, страна-музей… О ней можно говорить часами, и всё сказанное будет комплиментом. Можно рассказать о белоснежных альпийских вершинах, гордых стражниках, хранящих покой жителей окрестных долин. А можно вспомнить о таинственных глубинах морей, яркие краски которых заставляют жалеть о том, что люди не могут жить под водой. Хорошо бы упомянуть и о памятниках культуры – свидетелях давних и нам непонятных времён. Отдельный разговор можно завести о кухне. Мы ведь до сих пор не понимаем, как можно «лопать» столько мучного и сохранять стройную фигуру. Не иначе, итальянцы владеют «тайными знаниями»! А делиться с остальной частью планеты не желают! И почему бы не припомнить песни? Самые красивые, самые мелодичные, самые тёплые и, вообще, самые-самые… Можно сказать всё это – и окажется мало! Италия – это не просто площадь, рельеф, история, государственный язык и население. Италия – это душа! И это песня! И это сказка! Язык цифр и фактов здесь не уместен. Она либо нравится, либо нет. Но всё на уровне чувств. Недаром художник всех времён ехали в Италию на отдых и оздоровление, а приезжали за вдохновением. Сотни шедевров были написаны в здешних широтах. И их продолжают писать. То ли воздух здесь какой-то особенный, то ли воды настояны вдохновением… Но здесь чувствуешь потребность творить: писать картины, рассказы об Италии, слагать песни и самому их насвистывать на ходу… Вы скажете: истории об Италии бывают разные и далеко не всегда сказочные. Скорее всего, вы будете правы. Но здесь в это верить не хочется. В каждом городе, каждом доме, каждом булыжнике хочется увидеть прекрасное. А потом прокричать об этом на весь мир. Пускай тебя услышат только соседи. Пускай они подумают: «а дома-то не все». Зато упоение обретёт контуры звука и станет чуть-чуть реальней. Мы не можем совершить поездку в Италию, мы не приготовим тальятеллу и минестроне. Мы даже не предложим послушать песни. А вот ощутить Италию вы сможете. Не ждите от рассказов фактов и конкретики, подключите шестое чувство – и слова обретут форму, а Италия станет ближе… совсем рядом… где-то на расстоянии мечты.

В конце 1696 года было объявлено о посылке в Европу Великого посольства. Послами были назначены генералы Лефорт, Головин и думный дьяк Прокофий Возницын. Сами по себе великие посольства случались и прежде. Их снаряжали для решения особо важных «государевых великих дел». Ранг Великого посольства обычно свидетельствовал о широких полномочиях послов и богатстве посольских подарков. Однако никогда прежде не был столь внушителен список стран и дворов, которые предстояло посетить послам: в нем значились австрийский император, английский и датский короли, правители Венеции и Голландии, бранденбургский курфюрст и даже… папа римский. Новым было и число великих послов — три, причем один из них — иностранец. Наконец, штат посольства превышал все прежние великие посольства и требовал для проезда одних только саней почти тысячу штук!

Впрочем, с адресатами посольства, числом великих послов и многочисленностью свиты еще можно было смириться. Смущало другое — твердое намерение царя самому отправиться за границу. Здесь есть над чем задуматься. Предшественники Петра вообще предпочитали не покидать надолго столицу. Не из-за боязни потерять власть, а по убеждению, что православный государь обязан пребывать в центре своего царства. Богомольные поездки царей по окрестным монастырям общей картины не портили. Во-первых, они не были продолжительны, во-вторых, в них проявлялось все то же благочестие московских государей, ни на минуту не забывавших о почитании православных святынь. Иногда цари отправлялись в походы. Происходило это во время войны, да и сами походы не были рядовыми. Покидали столицу ради целей значимых — взятия Казани, возвращения Смоленска. Здесь же все получалось наоборот. Петр оставлял царство в мирное время ради знакомства с протестантскими и католическими странами Запада.

Ехал государь в составе посольства инкогнито, как «Преображенского полка урядник Петр Михайлов». В посольстве, чтобы сохранить тайну «царской персоны», его так и велено было величать. Конечно, за несколько лет правления Петра его окружение привыкло к самым неожиданным и экстравагантным поступкам царя. Но обращаться на людях к государю, которого полагалось почитать земным Богом, «Эй, урядник Петр Михайлов!», было как-то непривычно.