Приехали послы к Смоленску и приняты [были] от короля с подобающею честью. После чего король утверждённые с Жолкевским договоры в публичной аудиенции обещал исполнить, а о пункте переменения веры велел им с министрами советовать. Но вскоре потом стал говорить, чтоб прежде утверждения оных Смоленск отдали. А поскольку как послы, так и воевода смоленский Михаил Борисович Шеин того учинить не хотели, король, зло осердясь, велел подкопы, под стены сделанные, зажечь и послал на приступ. Однако ж тем более своих людей погубил, нежели городу вреда сделал… После сего великого урона многие польские начальники советовали королю, чтоб он, оставив Смоленск, пошёл в Москву без продолжения, и, оный главный всего государства город в свою власть взяв, такие законы русским предпишет, каковые он сам за благо рассудит, и затем королевича, короновав, с достойными к правлению оставит и тем всё государство во власти его утвердит. Сие мнение хотя королю по всем обстоятельствам явилось за наилучшее, однако ж почитал за великую непристойность, так долго стоя и не взяв города, отступить и неприятельский город назади оставить, и писал к Жолкевскому и Салтыкову, чтоб, взяв Шуйских и инсигнии забрав, Жолкевскому привести к себе. <…> Потом принудили [Василия Шуйского] послать письмо к Шеину, чтоб город отдал, и, приведши его самого пред врата градские, звали Шеина, чтоб он сам с ним говорил. Шеин же, видя царя Василия, сильно плакав, сказал: "Я царю Василию Иоанновичу крест целовал и был ему всегда верен и послушен, пока он был царём. А ныне сего вижу не царём, но чернецом и невольником в руках неприятельских и слушать его не должен. И когда всем государством государя выберут, тогда оного как моего государя во всём слушать и повеление его исполнять готов". Король же, видя, что оные Шуйские ему ничего в его намерении учинить не могут, послал их в Польшу и велел содержать под крепким караулом. С русскими же послами продолжая договариваться, которые принятия королевичу русской веры и супружества с русскою никак уступить не хотели, согласились, что сии пункты на собирающемся тогда сейме решить

На первом этапе войны под натиском превосходящих сил Наполеона русские армии вынуждены были отступать. Предпринятая Наполеоном попытка разгромить основные силы русских войск в ходе сражения под Смоленском окончилась неудачей. Русские войска под командованием Барклая де Толли продолжали отход вглубь страны. Наполеон уже был под Гжатском, когда под давлением общественного мнения России, недовольного тактикой отступления и требовавшего заменить иностранца-главнокомандующего русским генералом, Александру I пришлось (несмотря на личную неприязнь) назначить верховным главнокомандующим М.И. Кутузова вместо Барклая де Толли.

В Рескрипте императора, направленном всем командующим армиями (в том числе Тормасову и Чичагову) говорилось: «Разные важные неудобства, происшедшие после соединения двух армий, возлагают на меня необходимую обязанность назначить над всеми оными главного начальника. Я избрал для этого генерала-от-инфантерии князя Кутузова, которому я подчиняю все четыре армии вследствие чего я предписываю вам со вверенною вам армией состоять в точной его команде. Я уверен, что любовь ваша к Отечеству и усердие к службе откроют вам и при сём случае путь к новым заслугам, которые мне весьма приятно будет отличить надлежащими наградами»[34].

7 сентября 1812 года произошло Бородинское сражение, в ходе которого русские войска упорной обороной и ценой жизней 44 тысяч русских воинов сорвали наполеоновский план разбить русскую армию в генеральном сражении, обескровили войска Наполеона, что предопределило поражение французской армии. Острой болью в сердце каждого патриота России отозвалась весть о вступлении Наполеона в охваченную пожаром Москву.

Незадолго до вступления французов в Москву верховный главнокомандующий М.И. Кутузов направил командующему Третьей армией генералу Тормасову приказ прекратить наступательные операции против армии австрийского генерала Шварценберга и идти Москву. В «Записках» адмирала Чичагова имеется на этот счёт следующая запись:

«... мы находились в сорока пяти днях перехода от Москвы, а Наполеон стоял у ворот столицы, в тот момент Кутузов отправил этот приказ, полученный нами лишь через одиннадцать дней после вступления французов в Москву. С другой стороны Шварценберг и Ренье, узнав об уходе Тормасова, вернулись бы к своей прежней тактике и принудили бы меня либо к неравной борьбе, либо к отступлению, отдающему в их руки две плодороднейшие провинции империи. Поэтому Тормасов с лёгкостью принял решение не подчиняться и не отделяться от меня до тех пор, пока Шварценберг не будет отброшен за российскую границу или, по крайней мере, изгнан из Волыни»[35]. Аналогичный приказ Кутузова получил и Чичагов, который по тем же соображениям, что и Тормасов, счёл невозможным исполнять этот приказ. В дальнейшем Кутузов предъявит Чичагову претензию в том, что он якобы не считает нужным подчиняться приказам верховного главнокомандующего. Это было лишь начало проведения Кутузовым линии на «сведение счётов» с Чичаговым, его компрометацию как полководца. Ключом к пониманию неприязни Кутузова к Чичагову является то, что последний «хорошо познал Кутузова», располагая подробной информацией о том, что будущий России от Наполеона не только не безгрешен, но подчас напрямую был замешан в преступлениях, творившихся в Дунайской армии.