Каких животных лечил айболит в сказке

Лису, курицу, зайца, медведя,бегемота

Еремеевна, мама (то есть кормилица) митрофана. с большой художественной силой нарисована еремеевна, няня митрофана. фонвизин убедительно показывает, какое растлевающее влияние имело крепостное право на дворовых слуг, как оно уродует, извращает присущие им хорошие человеческие качества, развивает и воспитывает в них рабскую приниженность. сорок лет служит еремеевна простаковым — скотининым. она беззаветно предана им, рабски привязана к дому, у неё сильно развито чувство долга. не щадя себя, она оберегает митрофана. когда скотинин хочет прибить митрофана, еремеевна, «заслоняя митрофана, остервенясь и подняв кулаки» , как указывал фонвизин, кричит: «издохну на месте, а дитя не . сунься, сударь, только изволь сунуться. я те бельмы-то выцарапаю» . но эта преданность и чувство долга приобретают у еремеевны искаженный, рабский характер. у неё нет чувства человеческого достоинства. нет не только ненависти к своим бесчеловечным угнетателям, но даже протеста. служа своим мучителям, «живота (т. е. жизни) не жалея» , еремеевна живёт в постоянном страхе, трепещет перед своей свирепой госпожой. «ах, уходит он его! куда моей голове деваться? » — с отчаянием и страхом кричит она, видя, как скотинин с угрозами подходит к митрофану. а когда милон отталкивает от софьи еремеевну, еремеевна вопит: «пропала моя головушка! » и за такую беззаветную и верную службу еремеевна получает только побои и слышит только такие обращения от простаковой и митрофана, как бестия, собачья дочь, старая-ведьма, старая хрычовка. тяжела и трагична судьба еремеевны, принуждённой служить извергам-помещикам, не способным оценить её верную службу.

Белая береза звенел топор, потом пила. потом — последнее усилье. береза медленно пошла, нас осыпая снежной пылью. спилили дерево не зря,— над полотном, у края леса, тугие ветры декабря могли свалить его на рельсы. его спилили поутру, оно за насыпью лежало и тихо-тихо на ветру, звеня сосульками, зиме сто лет еще мести, гудеть в тайге, ломая сосны, а нам сто раз еще пройти участок свой по шпалам мерзлым. и, как глухой сибирский лес, как дальний окрик паровоза, нам стал привычен темный срез — большая мертвая береза. пришла весна. и, после вьюг, с ремонтом проходя в апреле, мы все остановились вдруг, глазам испуганно не веря: береза старая жила, почки распускались. на ветках мертвого ствола сережки желтые нам кто-то после объяснил, что бродит сок в древесной тверди, что иногда хватает сил ожить цветами после еще синел в низинах лед и ныли пальцы от мороза, а мы смотрели, как цветет давно погибшая береза.