Что штольц предлагает обломову сделать с его мужиками

Обломов дома нашел еще письмо от Штольца, которое начиналось и кончалось словами: «Теперь или никогда!», потом было исполнено упреков в неподвижности, потом приглашение приехать непременно в Швейцарию, куда собирался Штольц, и, наконец, в Италию. Если же не это, так он звал Обломова в деревню, поверить свои дела, встряхнуть запущенную жизнь мужиков, поверить и определить свой доход и при себе распорядиться постройкой нового дома. «Помни наш уговор: теперь или никогда», — заключил он. — Теперь, теперь, теперь! — повторил Обломов. — Андрей не знает, какая поэма разыгрывается в моей жизни. Какие ему еще дела? Разве я могу когда-нибудь и чем-нибудь быть так занят? Попробовал бы он! Вот почитаешь о французах, об англичанах: будто они все работают, будто все дело на уме! Ездят себе по всей Европе, иные даже в Азию и в Африку, так, без всякого дела: кто рисовать альбом или древности откапывать, кто стрелять львов или змей ловить. Не то, так дома сидят в благородной праздности; завтракают, обедают с приятелями, с женщинами — вот и все дело! Что ж я за каторжник? Андрей только выдумал: «Работай да работай, как лошадь!» К чему? Я сыт, одет. Однако Ольга опять спрашивала, намерен ли я съездить в Обломовку… Он бросился писать, соображать, ездил даже к архитектору. Вскоре на маленьком столике у него расположен был план дома, сада. Дом семейный, просторный, с двумя балконами. «Тут я, тут Ольга, тут спальня, детская… — улыбаясь, думал он. — Но мужики, мужики… — И улыбка слетала, забота морщила ему лоб. — Сосед пишет, входит в подробности, говорит о запашке, об умолоте… Экая скука! Да еще предлагает на общий счет проложить дорогу в большое торговое село, с мостом через речку, просит три тысячи денег, хочет, чтоб я заложил Обломовку… А почем я знаю, нужно ли это?.. Выйдет ли толк? Не обманывает ли он?.. Положим, он честный человек: Штольц его знает, да ведь он тоже может обмануться, а я деньги-то ухну! Три тысячи — такую кучу! Где их взять? Нет, страшно! Еще пишет, чтоб выселить некоторых мужиков на пустошь, и требует поскорей ответа — все поскорей. Он берется выслать все документы для заклада имения в совет. «Пришли я ему доверенность, в палату ступай засвидетельствовать» — вона чего захотел! А я и не знаю, где палата, как двери-то отворяются туда».

Во второй главе повести «Капитанская дочка» происходит первая наша встреча с Пугачевым. Петр Гринев встречается с ним, впрочем, тоже впервые. Глава называется «Вожатый» . Петруша Гринев следует вместе с Савельичем к месту службы, но попадает в буран и сбивается с пути. Встретившийся им мужик (никто и не догадывается еще, что это Пугачев! ) выводит путников к постоялому двору. Отсюда и название главы, в центре которой вожатый, проводник, встреча с которым сыграет судьбоносное значение в жизни дворянского сына Гринева. В награду мужик получает заячий тулупчик. Это прямой смысл главы, но идейную ее структуру определяет символический смысл. Пугачев не раз еще Петра Гринева из безвыходных для него ситуаций. Стоит вспомнить хотя бы публичный отказ Петруши от целования руки самозванца. «Его благородие, знать, одурел от радости. Подымите его! » — разряжает обстановку Пугачев. Посаженный отец (Пугачев) хочет благословить Гринева в его сне, смотрит на него весело. Сверкающие, блистающие глаза самозванца наполняют душу «пиитическим ужасом» (глава «Незваный гость») . Петрушу тянет к Пугачеву. Может, виною притягательный, гипнотический взгляд такого доброго и одновременно ужасного человека, повстречавшегося на жизненном пути Гринева. Вспомним, что свадьба Петра и Маши Мироновой стала возможной лишь из-за вмешательства Пугачева. Получается так, что именно события, связанные с восстанием, когда вмешался самозванец и наказал Швабрина, освободив «сироту все поставить на свои места. В финале пятой главы как раз и размышляет Гринев о событиях, которые «дали вдруг душе… сильное и благородное потрясение» .

Могучим источником творческого вдохновения Пушкина было чувство нацио­нальной гордости. Поэт гордился славной историей своей родины. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно», — писал он. Воспитанный на «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, Пушкин во многих своих произведениях обращается к исторической теме. Одним из таких произведений писателя стала его повесть «Капитанская дочка», написанная в 1833—1836 годах. В это время Пушкина глубоко занимала проблема крестьянских бунтов. В Париже Июльская (1830) революция, в Новгороде вспыхнул бунт, в России началась эпидемия холеры, зрело всеобщее недовольство. Пушкин боится и не хочет этого всеобщего недовольства, «бесовства», безумия, бессмысленно пролитой крови, новой людской трагедии. Он обращается в XVIII веку, к восстанию под предводительством Емельяна Пугачева, изучает кровавый, беспощадный русский бунт, оценивая его как стихийное, разру­шительное движение.

Так созрел замысел повести о Пугачеве, но писателя интересует не просто история, а прежде всего человек в истории. Из всех героев «Капитанской дочки» реально суще­ствовали только Пугачев со своими сподвижниками и государыня Екатерина. Однако, как и любой другой художник, Пушкин имеет право на художественный вымысел. И в результате в повести мы видим «поэтического» Пугачева, пушкинского Пугауева. Автор, раскрывая образ Емельяна Пугачева, показывает его в событиях и среди людей: крестьян, разбойников, беглых каторжников, солдат, офицеров-дворян. В повести нет привычного нам Пугачева-самозванца, раскольника и мошенника, малодушного и жестокого, властолюбивого человека. Есть Вожатый в жизни главного героя Петруши Гринева — недоросля, который только что вырвался из-под родительской опеки, есть талантливый, великодушный, умный мужик с русской человеческой душой. Но Пушкин не дает однозначной, только положительной оценки Пугачеву, ведь, несмотря ни на какие его положительные качества, он убийца, он самозванец. Этого нельзя было не показать в «новом» Пугачеве. Внутри пушкинского Пугачева идет постоянная борьба между «вешателем» и милующим, между преступником и кающимся грешником. Мечта его — освободить крестьян от барского гнета, от зависимости. Ради нее он и становится государем-самозванцем. Пушкинский Пугачев — это не выдуманный, а найденный писателем образ мужичьего царя, о котором все мечтали.