КАКАЯ ПРОБЛЕМА ТЕКСТА? Учитель этот появился в нашей школе неожиданно, среди учебного года. Был он длинный, худой, нескладный какой-то. Ходил, широко переставляя негнущиеся ноги. Вот сейчас силюсь, никак вспомнить не могу, как его звали, а прозвище помню – Циркуль. В нашем классе он вёл рисование. До него с нами «рисовала» Фаина Степановна. Его урок я помню до сих пор, хотя уже столько лет. Я честно пытался слушать, но эта коза Любка – соседка по парте – так больно щипнула меня за бок, что я не выдержал. Любка, получив книжкой по голове, сразу же вцепилась мне в другой бок… Мы возились на парте, забыв о Циркуле. - Снег бывает такой разный, надо только увидеть… Что-то в этом обрывке меня зацепило, я враз забыл про Любку, дав ей напоследок хорошего тумака. Она, обиженная, пересела к своей подружке, а я начал слушать. Я всегда начинаю вникать, если с чем-то не согласен. - Подойдите к окну.- Большая часть ребят не услышала, подошли несколько человек. За грязными, доверху затянутыми льдом стёклами почти ничего не было видно.- Волшебная сказка… - Школа стояла на краю села, дальше, до самого леса, темнеющего у горизонта, было голое поле. Наискосок шла высоковольтка, раскорячиваясь опорами. – Он искрится на солнце… И рассыпаются искры до горизонта… И лес кучкой серого пепла… Это пепел сгоревшего снега…- Что он несёт? Разве снег может гореть? Какой пепел? Лужи, грязные, с холодной, мутной водой, с пятнами от солярки. - Сейчас мы будем рисовать снег… - Класс стоял на ушах, в дверях стоял директор. - Что у вас происходит? - Урок рисования… - Сейчас же замолчите. Люда, Витя – по местам, - голос у директора Фёдора Ивановича был противный, говорил он на одной ноте. Он вёл у нас немецкий и говорил: «Мален, траген, ланге-шланге». Мы его терпеть не могли. Когда все разбежались по своим местам и кое-как успокоились, Фёдор Иванович сказал Циркулю: - Продолжайте, я посижу у вас. - Будем рисовать снег, - слова Циркуля будто пузырились у него на губах. А может, так оно и было? Появление, видимо, окончательно разволновало, голова его запрокидывалась, он взмахнул руками, повернулся на негнущихся ногах вышел из класса. Стало совсем тихо. Фёдор Иванович встал с последней парты по проходу к учительскому столу, молча поглядел на нас и тоже вышел. Все сидели, не шевелясь. Дверь снова открылась. Вошла Фаина Степановна. - Как вам не стыдно! Он же больной человек! А вы такие безжалостные, такие жестокие… У него же на глазах фашисты расстреляли мать и сестрёнку! Что вам нужно делать? - Рисовать снег… - Вот и рисуйте. Ребята завозились, многие вообще не поняли, что нужно делать. Кто-то спрашивал белый карандаш… А я смотрел на чистый лист, в ушах у меня звучал голос учителя, но как положить эти слова на бумагу? «Снег же белый! Хотя он может греть и осыпаться к вечеру пеплом прямо на горизонт…» Но снежный костёр – это никак не укладывалось у меня в голове. «Наверное, это как угли костра, когда он засыпает и ветер ласково сдувает пепел и несёт его к горизонту, чтобы там свить в тёмный валик лес». Были столбы, была чёрная дорога… Но когда я шёл, чёрной она не была, потому и спотыкался, что трудно, было разобрать, где ступать ногой. Видны были только сугробы-отвалы, точнее, даже не сами сугробы, а лишь граница их, отделяющая серую траншею дороги от тёмного неба/ Прозвенел звонок. Домой в этот день я добрался очень быстро. Наскоро перекусив, я достал альбом и открыл его на новой странице. Карандаш оставлял слишком отчётливые следы, не было переходов от света к тени, от чёрного к белому – получалось какое-то хаотичное нагромождение палок, линий, чёрточек… Я психанул, нажал на карандаш посильнее… Грифель сломался. С досадой я побежал к печке и стал чинить карандаш. Я торопился, грифель ломался. И тут мой взгляд случайно упал на дверцу печки. Я открыл её, достал уголёк и вернулся к столу. Я был счастлив. Получилось! Утром я собрался в школу раньше обычного, шёл, не замечая выбоин и перемётов. Я нёс Рисунок. «Сейчас приду, найду учителя и покажу ему. Уж он-то сразу увидит, что снег может быть и угольно-чёрным», - думал я и прибавлял ходу. Но учителя в этот день в школе не было. Не пришёл он и на следующий день. Рисование снова стали заменять математикой. Говорили, что учитель лежит в больнице. Подлечили его врачи или нет, не знаю, но больше в нашу школу Циркуль не вернулся много лет. Я давно уехал из родного села. Жизнь – как поезд – мчится стремительно, но, когда я вижу розовый снег, останавливаюсь и вспоминаю Учителя, давшего мне только один урок.