Сообщение на тему: "скоморошество на руси" можно кратко.

Скоморохами в Древней Руси называли музыкантов, дудочников, волынщиков, гусляров - словом, всех тех, кто промышлял пляской, песнями, шутками, фокусами. Но отношение власть имущих к ним было неоднозначным. Их приглашали на «честен пир» в боярские и купеческие хоромы - и в то же время подвергали гонениям и строго наказывали, приравнивая к татям с большой дороги.

До сих пор историки не могут точно определить этимологию слова «скоморох». По одной из версий, это производная от греческого слова skommarchos и обозначает «мастер шутки». По другой - от арабского mascara («шутка»). Самые осторожные ученые считают, что все восходит к общему индоевропейскому корню scomorsos - «музыкант, комедиант». От него же произошли названия итальянского и французского персонажей «комедии масок» - Скарамуччо и Скарамуш.

Осколки язычества

Известны на Руси скоморохи были с незапамятных времен. Еще когда Русь не была христианской, на народных праздниках и языческих игрищах они развлекали собравшихся песнями и плясками, а также принимали участие в религиозных обрядах и заклинаниях духов. Считалось, что боги и духи - как добрые, так и злые - тоже любят веселье и острое словцо.

Вполне естественно, что христианские священники буквально сразу же после крещения Руси начали активную борьбу со скоморохами. Их приравняли к волхвам и ворожеям (то есть языческим жрецам) со всеми вытекающими из этого последствиями. Сами выступления скоморохов церковь считала бесовскими игрищами, а тех, кто их посещал, подвергала наказанию - накладывала епитимью или даже не допускала к причастию.

Но в то же время скоморохов часто приглашали на праздники князья и бояре. Ведь не ратью единой были они сыты. Хотелось развлечься, посмеяться, послушать песни и то, что сейчас называется частушками, а также полюбоваться на мастерство танцоров и фокусников. Изображения пляшущих и играющих на дудках и рожках скоморохов были найдены на фресках XI века в храме Святой Софии в Киеве.

Даже некоторые былинные герои рядились в одежду скоморохов. Вспомним Садко, который, до того как стать «купцом именитым», ходил со своими гуслями по пирам и развлекал там гостей и хозяев. А один из былинных богатырей, Добрыня Никитич, явился на свадебный пир своей жены, не дождавшейся его из похода и решившей выйти за другого, переодевшись в скомороха.

Неприятие скоморошества духовными властями и, несмотря на все запреты, приглашение их ко двору бояр и князей продолжались веками. Причем даже самые строгие церковные и светские запреты не сумели до конца искоренить скоморохов как явление.

Вот, к примеру, что писалось о них в «Домострое» - литературном памятнике XVI века: «И аще начнут... смехотворение и всякое глумление или гусли, и всякое гудение, и плясание, и плескание, и всякие игры бесовские, тогда якож дым отгонит пчелы, також отыдут ангели божия от тоя трапезы и смрадные бесы предстанут».

«Приказал разбивать и уничтожать...»

Почему же духовные власти Руси так ополчились именно против скоморохов? Ведь церковь не одобряла такие чисто языческие обряды, как колядование на Рождество или хороводы и прыжки через костер в ночь на Ивана Купалу. Но к тем, кто участвовал в этих «соромных действах», священники относились все же довольно терпимо. А вот скоморохов православные иерархи проклинали и открыто называли их «слугами нечистого». И в конце концов, с светских властей все же сумели покончить с «охальниками». Просто дело было не только в пережитках язычества.

В песнях и присказках скоморохов присутствовал «глум» - насмешки над христианством, над Библией, над православными обрядами и священниками. Вот этого-то отцы духовные простить скоморохам никак не могли.

Ну а светским властям, в свою очередь, не по нутру были сатирические стишки и песенки, в которых скоморохи высмеивали сильных мира сего, зачастую с упоминанием конкретных лиц, допускавших различные злоупотребления и предававшихся низменным порокам и слабостям. А критику в те времена власть предержащие не любили так же, как и нынешние российские чиновники.

Где-то в начале XVII века за скоморохов взялись всерьез. Их начали преследовать, отбирать у них музыкальные инструменты, запрещать им появляться в той или иной местности.

А в 60-х годах того же XVII века по указу царя Алексея Михайловича скоморошество было полностью запрещено. Тех, кто несмотря ни на что продолжал заниматься запрещенным промыслом, били батогами нещадно, ссылали в медвежьи углы или заключали в монастырские темницы - там бывшие скоморохи должны были до конца жизни замаливать свои грехи.

Впрочем, несмотря на все репрессии, все же кое-что от скоморохов в русской народной традиции осталось. Это актеры, выступавшие на Масленицу с кукольным театром, раешники, вожаки с дрессированными медведями. В наше время скоморошество пытаются возродить некоторые фольклорные группы, но уже скорее просто как элемент русской народной культуры.

Импрессионизм в живописи и музыке.

Все художники до XIX века и первой половины XIX века, несмотря на принадлежность к различным школам, имели одну общую черту: они создавали свои картины в стенах мастерской, предпочитая нейтральное освещение и широко используя асфальтово-коричневый цвет. По этой причине картины нередко имели приглушённый колорит.

Вдруг в 60-е годы в Париже объявились нахальные молодые люди, которые таскали с собой на этюды довольно большие холсты и писали на них чистыми красками прямо из тюбика. Причём клали рядом, например: красный и зелёный или жёлтый и фиолетовый, называя эти пары дополнительными цветами. От этих контрастов, краски, положенные крупными раздельными мазками, казались нестерпимо яркими, а предметы, которые новые художники не стремились обводить линейным контуром, теряли точность очертаний и растворялись в окружающей среде. С целью усилить это растворение новые живописцы искали особые природные эффекты: они любили дымку, туман, дождь; любовались тем, как играют пятнышки света на фигурах людей в кружевной тени деревьев. Первое, что объединяло молодых художников, было желание писать под открытым небом. Причём писать не подготовительные этюды, как это ранее делали пейзажисты, а сами картины. Они собирались в парижском кафе Гербуа, (это место, где не просто закусывали: это колыбель новой французской культуры), они были молоды, никому не известны; иногда по отдельности выставлялись в Салоне и отмечались критикой в лучшем случае сочувственно, а публика откровенно смеялась.

Эти художники объединились, восставая своим творчеством и совершенно новым методом против традиций и канонов классической живописи. В 1874 году, собранные вместе на первой групповой выставке, их произведения вызвали настоящий шок. Это была выставка независимых художников, независимых от академии, от официального искусства, от устаревших традиций, критики, мещанской публики. Вот имена этих новых художников: Клод Моне, Камилл Писсарро, Эдгар Дега, Альфред Сислей, Огюст Ренуар, Поль Сезанн, Берта Моризо. Клод Моне показал среди других полотен картину «Впечатление. Восход солнца». Впечатление – по-французски impression: отсюда и пошло название импрессионисты, то есть «впечатлисты». Это слово пустил в оборот журналист Луи Леруа, в шутку, но сами художники его приняли, так как оно действительно выражало суть их подхода к натуре.

Импрессионизм в музыке

Музыкальный импрессионизм в качестве предшественника имеет прежде всего импрессионизм во французской живописи. У них не только общие корни, но и причинно-следственные отношения. И главный импрессионист в музыке, Клод Дебюсси, и особенно, Эрик Сати, его друг и предшественник на этом пути, и принявший от Дебюсси эстафету лидерства Морис Равель, искали и находили не только аналогии, но и выразительные средства в творчестве Клода Моне, Поля Сезанна, Пюви де Шаванна и Анри де Тулуз-Лотрека.

Сам по себе термин «импрессионизм» по отношению к музыке носит подчёркнуто условный и спекулятивный характер (в частности, против него неоднократно возражал сам Клод Дебюсси, впрочем, не предлагая ничего определённого взамен). Понятно, что средства живописи, связанные со зрением и средства музыкального искусства, базирующиеся большей частью на слухе, могут быть связаны друг с другом только при особенных, тонких ассоциативных параллелей, существующих только в сознании. Проще говоря, расплывчатое изображение Парижа «в осеннем дожде» и такие же звуки, «приглушённые шумом падающих капель» уже сами по себе имеют свойство художественного образа, но не реального механизма. Прямые аналогии между средствами живописи и музыки возможны только при посредстве личности композитора, испытавшего на себе личное влияние художников или их полотен. Если художник или композитор отрицает или не признаёт подобные связи, то говорить о них становится как минимум, затруднительным. Однако перед нами в качестве важного артефакта имеются признания и, (что важнее всего) сами произведения главных действующих лиц музыкального импрессионизма. Отчётливее остальных эту мысль выразил именно Эрик Сати, постоянно акцентировавший внимание на том, сколь многим в своём творчестве он обязан художникам. Он привлёк к себе Дебюсси оригинальностью своего мышления, независимым, грубоватым характером и едким остроумием, не щадящим решительно никаких авторитетов. Также, Сати заинтересовал Дебюсси своими новаторскими фортепианными и вокальными сочинениями, написанными смелой, хотя и не вполне профессиональной рукой.