Объяснение:
Если связь музыки и литературы бесспорна и очевидна, то музыка и изобразительное искусство образуют более сложный союз. Причина заключается в их природе: ведь музыка и поэзия – искусства временные, они взаимодействуют в едином потоке звучания, едином биении ритмического пульса. Изобразительное искусство – явление пространственное: оно вписывает в мир природы свои линии и формы, обогащает его цветами и красками. Музыка здесь, казалось бы, вовсе не при чём: у неё своя художественная область, и встреча её с живописью если и возможна, то лишь на «нейтральной территории» - например, в опере или музыкальном спектакле, где действие требует и музыкального выражения, и декоративного оформления.
Однако, изучая обширную область программной музыки, мы встречаем в ней не только песни и сказки, поэмы и , не только названия, навеянные литературными образами – такие, как, например, «Шахерезада» Н. Римского-Корсакова, «Пер Гюнт» Э. Грига или «Метель» Г. Свиридова. В музыке, оказывается, давно существуют симфонические картины и этюды-картины, фрески и эстампы. Названия музыкальных произведений отражают вдохновившие их образы – «Лес» и «Море», «Облака» и «Туманы», а также «Богатырские ворота в Киеве», «Старый замок», «Римские фонтаны» .
Выходит, не только литература, но и изобразительное искусство рождать музыкальные звучания.
«Что завистливо разделила воля богов, соединяет богиня Фантазия, так что каждый Звук знает свой Цвет, сквозь каждый листок просвечивает сладостный Голос, зовущий собратьями Цвет, Пенье, Аромат», - писал немецкий поэт-романтик Людвиг Тик. Но если «завистливая воля богов» разделила звук и цвет, проведя границы между искусствами, то она не затронула мир природы, где всё по-прежнему живёт и дышит в единстве своих проявлений. Каждое искусство, стремясь создать свой собственный полноценный мир сказать больше того, что ему традиционно приписывают.
Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой пёстрою стеной
Стоит над светлою поляной.
Берёзы жёлтою резьбой
Блестят в лазури голубой.
Так описал И. Бунин краски осенней природы в своей поэме «Листопад». Приведённый отрывок – подлинный поэтический пейзаж; в нём каждый образ насыщен живописным колоритом: лес подобен нарядному терему, отделанному резьбой. Даже на этом маленьком примере видно, что у литературы достаточно изобразительных средств – её красочные эпитеты и метафоры рисуют яркий и объёмный зрительный образ.
Но ведь по-своему колористичны и музыкальные пейзажи, – какие оттенки времён года, какие цвета, каких бабочек порой можно «увидеть» в музыке!
И не подвергая сомнению временную природу музыкального искусства, попытаемся ответить на вопрос: что в музыке придать звучанию зримость?
1. Что такое «музыкальное пространство»?
2. Как оно выражает себя в звуках?
Вспомним эхо в лесу или в горах, эхо как природный «носитель» звукового пространства.
Вслушаемся в звучание эха и попытаемся понять, в чём состоит его пространственный эффект. Не правда ли, очертания пространства зависят от приближённости или удалённости эха, а соответственно от степени громкости его звучания?
Таким образом. Один из важнейших носителей пространства в музыке – громкостная динамика. Осознание этого момента привело музыкантов к открытию огромного пласта выразительных средств, связанных с распределением в произведении уровней громкости. Примечательно, что эти уровни получили в музыке название оттенков или нюансов – а ведь это определение из области живописи! Может быть, первые создатели музыкальных определений чувствовали органическую связь двух, казалось бы, таких далёких искусств: слова нередко выдают тайны своего происхождения.
Если сравнивать произведение живописи и музыки с точки зрения динамики, то и здесь очевидно, что объект, изображённый на переднем плане картины, «звучит» громче, чем то, что составляет её фон. Эта своеобразная «громкость» изображения выражается и в его размерах, и в большей детализации, и в интенсивности красочного воплощения. Фон же может представлять лишь неясные очертания предметов, постепенно истаивающие на горизонте.
Рельеф и фон – эти пространственные понятия, восходящие по своей природе к изобразительному искусству, получили универсальное значение в драматургии любого художественного произведения. В музыке, помимо простого эффекта эха, они находят воплощение в сочетании солирующего голоса и инструментального или хорового сопровождения, в организации оперной драматургии, где на фоне сквозных сцен порой возникает крупный план – арии, ариозо, ансамбли, в последовательности главной и побочной тем в сонатной форме.
В литературе сочетание рельефа и фона проявляет себя в отношениях центральных и второстепенных персонажей, действий, картин.
Кому́з (кирг. комуз) — киргизский народный трёхструнный щипковый музыкальный инструмент типа лютни с длинной тонкой шейкой. Грушевидный корпус с безладовым грифом представляет собой единое целое (выдалбливается из одного куска дерева). Общая длина инструмента около 90 см. Строится по квинтам и квартам. Средняя струна мелодическая, остальные выполняют функцию бурдона.
Stamp of Kyrgyzstan 020.jpg
При игре комуз держат обычно под углом 25-30 градусов (как гитару); профессиональные исполнители, демонстрируя мастерство, играют на инструменте «жонглируя» им, переворачивая его даже головкой вниз. Существует множество приёмов звукоизвлечения (в том числе флажолеты, баррэ, ритмические удары по корпусу), при щипке используются все пальцы (правой) руки. Благодаря отсутствию ладков на комузе извлекаются изысканные микроинтервалы, выполняющие роль мелизмов. Звук комуза мягкий и негромкий.
Объяснение:
Поделитесь своими знаниями, ответьте на вопрос:
Як композитор імітує звучання військового "оркестру яничар"?
Стиль «alla turca» вплинув не тільки на оркестрову, але і на фортепіанну музику (наприклад, фінал фортепіанної сонати Моцарта A-dur, K.-V. 331). На початку XIX століття створювалися фортепіано з імітацією тембрів дзвіночків, тарілок і великого барабана. Механічні інструменти типу оркестріона також забезпечувалися «яничарськими» тембрами, наприклад оркестріон братів X. Р. і В. Бауерів (Відень, 1828). Для одного з оркестріонов («пангармонікон» І. Н. Мельцеля, 1806) Бетховен написав «Битву при Вітторії», виконувану в оркестровій редакції з трьома великими барабанами. Приклад музичного експерименту — твір Л. Шпора «Ноктюрн для гармоніума і яничарської музики» (1815).
Объяснение: