Народные песни о родном крае и Родине - 10 названийНАРОДНЫЕ) ​

«Амурские волны» (вальс) (Макс Кюсс - Константин Васильев, Серафим Попов) «БАМ» («Байкало-Амурская магистраль») (Оскар Фельцман - Роберт Рождественский) «Берёзовый сок» песня из кинофильма «Мировой парень» (Вениамин Баснер - Михаил Матусовский) «В защиту мира» («Вновь богачи раздувают пожар...») (Виктор Белый - Илья Френкель) «Вернулся я на Родину» (Марк Фрадкин - Михаил Матусовский) «Весенний марш» («Восходит солнце ясное, блестит в траве роса...») (Исаак Дунаевский - Сергей Михалков) «Возле речки» (Вадим Кочетов - Яков Белинский) «Все за Родину» (Тихон Хренников - Виктор Гусев) «Всё, чем теперь сильны мы и богаты» (Зиновий Компанеец - Александр Жаров) «Вставайте, люди русские!» хор из фильма «Александр Невский» (Сергей Прокофьев - Владимир Луговской) «Выхожу в родное поле» (Мариан Коваль - Александр Соболев) «Гляжу в озёра синие» песня

При использовании материала web-ссылка на первоисточник обязательна: https://pesni.retroportal.ru/rodina.html

Эпиграфом к пьесе «Декабрь. Святки» взяты первые строки баллады “Светлана” В. Жуковского “Раз в крещенский вечерок девушки гадали…”.

Основой для создания балета «Щелкунчик» послужила сказка Э. Т. А. Гофмана «Щелкунчик и мышиный король», а для балета был взят литературный вариант этой сказки, написанный Александром Дюма.  

Оба музыкальных произведения создают атмосферу и настроение этого радостного времени года – Рождества, а значит, ожидания чего-то приятного и волнительного. Можно с уверенностью сказать, что и «Святки», и «Щелкунчик» стали своего рода музыкальным символом русской дворянской усадьбы, того духа, который в ней царил – доброе радостное настроение рождественских праздников.  

В обоих сюжетах не случайно выбран один музыкальный жанр – вальс. Легкие  и уплывающие вдаль звуки напоминают святочные песни и хороводы. С эпизодами вальса также чередуются быстрые фрагменты, которые вновь переходят в более спокойную мелодию и передают безмятежность людей, собравшихся возле наряженной елки.

Топилась печь. Огонь дрожал во тьме. 
Древесные угли чуть-чуть искрились. 
Но мысли о зиме, о всей зиме, 
каким-то странным образом роились. 
Какой печалью нужно обладать, 
чтоб вместо парка, что за три квартала, 
пейзаж неясный долго вспоминать, 
но знать, что больше нет его; не стало. 
Да, понимать, что все пришло к концу 
тому назад едва ль не за два века, — 
но мыслями блуждать в ночном лесу 
и все не слышать стука дровосека. 
Стоят стволы, стоят кусты в ночи. 
Вдали холмы лежат во тьме угрюмо. 
Луна горит, как весь огонь в печи, 
и жжет стволы. Но только нет в ней шума.