Один из основателей политической науки, итальянский мыслитель н.макиавелли, считал, что люди по своей природе коварны. поэтому правитель в целях удержания своей власти может, в случае необходимости, использовать любые средства , в том числе и аморальные. соответственно, получается, что безнравственная политика более эффективна и прагматична. можно ли совместить реальную политику с моралью? свою позицию аргументируйте.

Думаю да, можно. Т. к. людям нравится, когда правительство имеет нормальное отношение к народу. Силой заставить никого ничто делать невозможно. Безусловно, сначала аморальными правителю удастся запугать народ, но потом люди станут действовать скрытно, будут создавать всякие подпольные организации... В итоге найдётся тот, кто поведёт народ за собой. Именно так правитель сам приведёт народ к восстанию.

Не уверена, что правильно, но все же

1. Автор считает, что люди неблагодарные, непостоянные, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя появится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся.

Следовательно мнение автора отрицательное.

2. Я больше согласна с мнением автора, чем не согласна. Народу и в правду нужен такой государь, который сможет ими править, а не быть другом. Невозможно сделать так, чтобы государь нравился всем, всегда будут люди, которые недовольны. Государю не в коем случае нельзя давать слабину народу, иначе это плохо кончится.

Примерами можно взять правление Ивана Грозного и Николая 3

3. Мудрым признается тот правитель, кто сможет дать своему народу то, что он хочет не в ущерб себе. Тот кто будет правильно расставлять приоритеты, будет понимать народ и свои полномочия. Тот, кто не будет делать большие ставки на народ, для того чтобы его любили. Тот, кто любит свою страну и на все ради нее готов.

4. Сама без понятия

В романе “Война и мир” Толстой создал правдивую и целостную картину русской жизни первой четверти XIX века. В этот период в России главную общественную роль играли дворяне, поэтому немалое место в романе отводится описанию светского общества. Надо отметить, что высший свет в тот период был представлен в основном двумя столичными обществами, довольно сильно отличающимися друг от друга: петербургским и московским.
Петербург — столица, холодный, неприветливый город, стоящий в одном ряду с европейскими городами. Петербургский высший свет — особый мир со своими законами, обычаями, нравами, интеллектуальный центр страны, ориентированный на Европу. Но первое, что бросается в глаза при описании взаимоотношений в этом обществе, — неестественность. Все представители высшего света привыкли играть роли, навязанные им обществом или взятые ими добровольно, недаром князь Василий в романе сравнивается с актером.
Одним из основных видов времяпрепровождения членов высшего света были светские приемы, на которых обсуждались новости, положение в Европе и многое другое. Человеку новому казалось, что все обсуждаемое важно, а все присутствующие очень умные и думающие люди, всерьез заинтересованные предметом беседы. На самом же деле в этих приемах есть что-то механическое, равнодушное, и Толстой сравнивает присутствующих в салоне Шерер с разговорной машиной. Человека умного, серьезного, пытливого не может удовлетворить такое общение, и он быстро разочаровывается в свете. Однако основу светского общества составляют те, кому такое общение нравится, для кого оно необходимо. У таких людей вырабатывается определенный стереотип поведения, который они переносят и в личную, семейную жизнь. Поэтому в их отношениях в семье мало сердечности, больше практичности и расчета. Типичная петербургская семья — семья Курагиных.
Совсем другим предстает перед нами московское светское общество, которое, впрочем, в чем-то все же сходно с петербургским. Первым изображением московского света в романе является описание именин в доме Ростовых. Утренний прием гостей напоминает светские приемы в Петербурге: обсуждение новостей, правда уже не общемирового масштаба, а местных, притворные чувства удивления или негодования, но впечатление сразу меняется с появлением детей, которые приносят в гостиную непосредственность, счастье, беспричинное веселье. На обеде у Ростовых проявляются все качества, присущие московскому дворянству: хлебосольство, радушие, семейственность. Московское общество во многом напоминает одну большую семью, где все всем известно, где прощают друг другу маленькие слабости и могут прилюдно поругать за проказы. Только в подобном обществе могла появиться такая фигура, как Ахросимова, и снисходительно оценена выходка Наташи. В отличие от петербургского, московское дворянство ближе к русскому народу, его традициям и обычаям. Вообще симпатии Толстого, по-видимому, на стороне московского дворянства, недаром его любимые герои Ростовы живут в Москве. И хотя многие черты и нравы москвичей писатель не может одобрить' (сплетничество, например), он и не заостряет на них внимание. В изображении светского общества Толстой активно пользуется приемом “отстранения”, позволяющим с неожиданной точки зрения взглянуть на события и героев. Так, при описании вечера у Анны Павловны Шерер писатель сравнивает салон с прядильной мастерской, освещая с неожиданной стороны . светский прием и позволяя читателю проникнуть в суть взаимоотношений на нем. Французский язык в речи героев тоже является приемом “отстранения”, давая возможность полнее создать образ светского общества, говорившего в то время в основном по-французски.
Роман “Война и мир” был создан во второй половине XIX века. Это означает, что с жизнью светского общества начала века Толстой был знаком лишь по литературе того времени или по рассказам современников той эпохи. Поэты и писатели начала XIX века нередко обращались к изображению дворянства в своих произведениях, то есть в литературе тогда уже существовала определенная традиция в изображении высшего света, и Толстой во многом продолжает эту традицию, хотя часто и отходит от нее. Это позволило ему создать очень . полный и достоверный образ светского общества России начала XIX века.