ответ: Неравенство между людьми существует в любом обществе. Это вполне естественно и закономерно, если учесть, что люди различаются по своим интересам, жизненным предпочтениям, ценностным ориентациям и т.д. В каждом обществе есть бедные и богатые, образованные и необразованные, обладающие властью и лишенные её.
К богатым, высшему классу относят тех, кто владеет большим имуществом, деньгами. Они находятся на верхней ступеньке социальной «лестницы»
Между богатыми и бедными находится средний класс людей зажиточных, обеспеченных денежными средствами. Они поддерживают достойный уровень жизни, позволяющий удовлетворять все разумные потребности (приобретать качественные продукты питания, дорогую одежду, жильё)
Бедные — низший класс — получают минимальный доход в виде заработной платы, пенсии, стипендии, социальных пособий. На эти деньги можно приобрести только наименьшее количество жизненных средств, необходимых для поддержания здоровья и жизнедеятельности человека (продукты питания, одежду и т.д.).
жил-был муравей его зовут Гриша он очень был трудолюбивый и всем никому в не отказывался, разговаривал вежливо, и был очень добрым муравьем. в соседнем домике жил кузнечик его звали или Жора он очень был недоволен поступками Гришы. а сам он был жадным и думал только о себе. пришла как-то птичка Ариша и сказала кто больше всего ответит на мои вопросы тому я там большой кусок зерна! объявила птичка! конечно же жадный шоры никому не и думал схитрить, а Гриша всем кто нуждался в в итоге птичка узнала кто врал и дала большой кусок зерна Грише
Поделитесь своими знаниями, ответьте на вопрос:
Сэссе на тему: "истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа".
крымскими ночами и садами. Может быть, оттого и в своих творениях он жарче и пламеннее там, где душа его коснулась юга. На них он невольно означил всю силу свою, и оттого произведения его, напитанные Кавказом, волею черкесской жизни и ночами Крыма, имели чудную, магическую силу: им изумлялись даже те, которые не имели столько вкуса и развития душевных чтобы быть в силах понимать его. Смелое более всего доступно, сильнее и просторнее раздвигает душу, а особливо юности, которая вся еще жаждет одного необыкновенного. Ни один поэт в России не имел такой завидной участи, как Пушкин. Ничья слава не распространялась так быстро. Все кстати и некстати считали обязанностию проговорить, а иногда исковеркать какие-нибудь ярко сверкающие отрывки его поэм. Его имя уже имело в себе что-то электрическое, и стоило только кому-нибудь из досужих марателей выставить его на своем творении, уже оно расходилось повсюду.[2 - Под именем Пушкина рассеивалось множество самых нелепых стихов. Это обыкновенная участь таланта, пользующегося сильною известностью. Это вначале смешит, но после бывает досадно, когда наконец выходишь из молодости и видишь эти глупости не прекращающимися. Таким образом начали наконец Пушкину приписывать: Лекарство от холеры. Первую ночь и тому подобные. (Прим. Гоголя.)]
Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами. Если должно сказать о тех достоинствах, которые составляют принадлежность Пушкина, отличающую его от других поэтов, то они заключаются в чрезвычайной быстроте описания и в необыкновенном искусстве немногими чертами означить весь предмет. Его эпитет так отчетист и смел, что иногда один заменяет целое описание; кисть его летает. Его небольшая пьеса всегда стоит целой поэмы. Вряд ли о ком из поэтов можно сказать, чтобы у него в коротенькой пьесе вмещалось столько величия, простоты и силы, сколько у Пушкина.
Но последние его поэмы, писанные им в то время, когда Кавказ скрылся от него со всем своим грозным величием и державно возносящеюся из-за облак вершиною, и он погрузился в сердце России, в ее обыкновенные равнины, предался глубже исследованию жизни и нравов своих соотечественников и захотел быть вполне национальным поэтом, — его поэмы уже не всех поразили тою яркостью и ослепительной смелостью, какими дышит у него всё, где ни являются Эльбрус, горцы, Крым и Грузия.
Явление это, кажется, не так трудно разрешить: будучи поражены смелостью его кисти и волшебством картин, все читатели его, образованные и необразованные, требовали наперерыв, чтобы отечественные и исторические происшествия сделались предметом его поэзии, позабывая, что нельзя теми же красками, которыми рисуются горы Кавказа и его вольные обитатели, изобразить более спокойный и гораздо менее исполненный страстей быт русской. Масса публики, представляющая в лице своем нацию, очень странна в своих желаниях; она кричит: изобрази нас так, как мы есть, в совершенной истине, представь дела наших предков в таком виде, как они были. Но попробуй поэт, послушный ее велению, изобразить всё в совершенной истине и так, как было, она тотчас заговорит: это вяло, это слабо, это не хорошо, это нимало не похоже на