Можете сжать изложение? бим долго бежал. и наконец, еле переводя дух, пал между рельсами, вытянув все четыре лапы, задыхаясь и тихонько скуля. надежды не оставалось никакой. не хотелось никуда идти, да он и не смог бы, ничего не хотелось, даже жить не хотелось. когда собаки теряют надежду, они умирают естественно — тихо, без ропота, в страданиях, неизвестных миру. не дело бима и не в его понять, что если бы не было надежды совсем, ни одной капли на земле, то все люди тоже умерли бы от отчаяния. для бима все было проще: больно внутри, а друга нет, и все тут. нет на земле ни единого человека, который слышал бы, как умирает собака. собаки умирают молча. ах, если бы биму сейчас несколько глотков воды! а так, наверно, он не встал бы никогда, если подошла женщина. сильная, большая женщина. видимо, она сперва подумала, что бим уже мертв, — наклонилась над ним, став на колени, и прислушалась: бим еще дышал. он настолько ослабел со времени прощания с другом, что ему, конечно, нельзя было устраивать такой прогон, какой он совершил за поездом, — это безрассудно. но разве имеет значение в таких случаях разум, даже у человека! женщина взяла в ладони голову бима и приподняла: — что с тобой, собачка? ты что, черное ухо? за кем же ты так бежал, горемыка? у этой грубоватой на вид женщины был теплый и спокойный голос. она спустилась под откос, принесла в брезентовой рукавице воды, снова приподняла голову бима и поднесла рукавицу, смочив ему нос. бим лизнул воду. потом, в бессилии закачав головой, вытянул шею, лизнул еще раз. и стал лакать. женщина гладила его по спине. она поняла все: кто-то любимый уехал навсегда, а это страшно, тяжко до жути — провожать навсегда, это все равно что хоронить живого. она каялась биму: — я вот — и отца, и мужа провожала на видишь, черное ухо, старая а все не я тоже бежала за и тоже и просил а себе пей, мой хороший, пей, бим выпил из рукавицы почти всю воду. теперь он посмотрел женщине в глаза и сразу же поверил: хороший человек. и лизал, лизал ее грубые, в трещинах, руки, слизывая капельки, из глаз. так второй раз в жизни бим узнал вкус слез человека: первый раз — горошинки хозяина, теперь вот — эти, прозрачные, блестящие на солнышке, густо просоленные неизбывным горем. женщина взяла его на руки и снесла с полотна дороги под откос: — лежи, черное ухо. лежи. я приду, — и пошла туда, где несколько женщин копались на путях. бим смотрел ей вслед мутными глазами. но потом с огромным усилием приподнялся и, шатаясь, медленно побрел за нею. та оглянулась, подождала его. он приплелся и лег перед нею. — хозяин бросил? — спросила она. — уехал? бим вздохнул. и она поняла