Из какой сказки слова: молодец- елена- очаг- замок-

Иван молодец. елена охотник как охотных суп из топора варил спящая красавица

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк не раз говорил, что для него ребенок - это самый лучший читатель. Для детей он написал многл рассказов и сказки: "Емеля-охотник", "Зимовье на Студеной", "Серая Шейка", "Вертел", "Богач и Еремка". У Мамина-Сибиряка было свое, продуманное отношение к детской литературе. Он считал, что книги для детей формируют разум и воспитывают чувства ребенка. Видя в детях будущее человечества, писатель выдвигал в произведениях, им адресованных, глубокие социальные проблемы, в художественных образах раскрывал правду этой жизни. Один из ранних рассказов "Емеля-охотник" открывается превосходной пейзажной зарисовкой: "Далеко-далеко, в северной части Уральских гор, в непроходимой лесной глуши спряталась деревушка Тычки". Удивительно слияние почти сказочного зачина "далеко-далеко" и реалистическим местом действия - "деревушка Тычки". В человеческих характерах Мамин-Сибиряк в первую очередь подмечает то, что роднит простого человека, труженика, с природой. Близость к природе определяет поведение охотника Емели, оставившего в живых олененка. Тема милосердия, столь актуальная в наши дни, отчетливо звучит в этом рассказе. "Емеля-охотник" - это одно из первых произведений писателя, написанное специально для детей. Рассказ был напечатан в 1884 г. Таким образом, уже в самом начале своего творческого пути писатель был обеспокоен вопросами гуманистического воспитания детей.

Емеля живет в непроходимой глуши, в деревушке с выразительным названием Тычки. Избы в ней, действительно, стоят беспорядочно, словно натыканы без всякого плана. Емеля с маленьким внучком, Гришуткой, живут в самой бедной избушке... "Избушка Емели совсем вросла в землю и глядит на свет божий всего одним окном; крыша на избушке давно прогнила, от трубы остались только обвалившиеся кирпичи. Ни забора, ни ворот, ни сарая - ничего не было у Емелиной избушки. Только под крыльцом из неотесанных бревен воет по ночам голодный Лыско - одна из самых лучших охотничьих собак в Тычках".

Емеля - "седой, сгорбленный, худой, с длинными руками. Пальцы на руках у Емели едва разгибались, точно это были деревянные сучья. Но ходил он бодро и кое-что добывал охотой. Только вот глаза сильно начали изменять старику, особенно зимой, когда снег искрится и блестит кругом алмазной пылью. Из-за Емелиных глаз и труба развалилась, и крыша прогнила, и сам он сидит частенько в своей избушке, когда другие в лесу".

Именно поэтому Дмитрий Наркисович назвал свой рассказ именем главного героя

Объяснение:

"Одного такого стихотворения, -- писал Белинский, -- вполне достаточно, чтоб признать в авторе замечательное, выходящее за черту обыкновенности, дарование. У самого Пушкина это стихотворение было бы из лучших его антологических пьес" (VI, 10--11).

На первый взгляд может показаться странной для радикального демократа столь высокая аттестация написанных в античной манере стихотворений, плотно населенных фавнами, нимфами, наядами и прочими мифологическими существами. Хорошо известно, с какой неотразимой иронией отзывался позднее, в конце 1850-х годов, Н. Г. Чернышевский об антологических стихотворениях поэта Н. Ф. Щербины. У революционеров-шестидесятников этот вид лирики, несозвучный духу новой эпохи, вызывал неизменный и вполне объяснимый протест. Но Белинский начала 1840-х годов имел все основания видеть в антологической лирике не до конца еще исчерпанные ресурсы для художественного развития русского общества. Кроме того, если вернуться к Н. Ф. Щербине, следует отметить, что он вдохновлялся образцами эллинистической литературы периода ее упадка; в стихотворении "Волосы Береники" поэт, по остроумному выражению Чернышевского, "вместо плача женщины о волосах... придумал плач волос о женщине" {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. IV, М,, 1948, с. 533.}, в то время как превосходная эстетическая интуиция Майкова предохраняла его от подобного рода начетнических кунштюков и вовлекала в русло бессмертных традиций античной классики. Именно поэтому вторичность антологических стихотворений Майкова не смущала Белинского, и он находил в них и "целомудренную красоту", и "грациозность образов", и "виртуозность резца" (VI, 10). Полагая, что не головоломная эллинистическая книжность, а "природа с её живыми впечатлениями" является "исходным пунктом", "наставницей и вдохновительницей поэта" (VI, 12--13), критик приводил для подтверждения своей мысли стихотворение "Октава":