Рассказ "о моей подруге" и несколько пословиц на эту тему

Моя подруга

У меня есть замечательная подруга Оля. Она старше меня на год, поэтому, к сожалению, мы учимся в разных классах. Мы знакомы очень давно, потому что наши мамы тоже дружат. Поэтому я даже не помню, как и когда мы познакомились с Олей - так давно это было. Мы с Олей очень разные: она спокойная и даже слегка флегматичная, а у меня непростой характер, как говорят, взрывной. Однако это нам не мешает дружить, просто служит лишний раз напоминанием о том, что все люди разные. У нас получается всегда находить общий язык, несмотря на то, что мы любим разную музыку, фильмы и книги, у нас разные хобби. Я очень рада, что у меня есть такая замечательная подруга.

Пословицы о дружбе:
Друзья прямые - что братья родные.
Нет друга - ищи, а нашел - береги.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Новых друзей наживай, а старых не теряй!
Старый друг лучше новых двух.
Недруг поддакивает, а друг спорит.

После смерти Джека в его черновиках продолжали находить ранее неопубликованное или невключённое в сборники. Так, например, в 1922 году увидел свет сборник рассказов разных лет «Голландская доблесть», представляющий для читателя интерес.

Теперь доподлинно известно, что Джек Лондон начал писать в 17 лет. Доказательством этому служит рассказ «Тайфун у берегов Японии». Это произведение не блещет оригинальностью и не несёт в себе ничего, кроме описательного элемента. Лондон долго раскачивался именно на подобных работах. В его трудах возникали молодые люди, почти мальчишки, сетующие на судьбу, поскольку они должны были родиться на несколько веков раньше, когда приключения встречались на каждом шагу. Сейчас же им остаётся играть в пиратов неловких туристов, показывать удаль в цирковых представлениях и плавать по морям, где уже ничего нельзя открыть.

Если и появляются приключения, то невольно, да по собственному недосмотру. Джек Лондон описал занятный случай, связанный с браконьерством и русским пограничным кораблём, арестовавшим команду зашедшего в его территориальные воды судна. Лондон с полной серьёзностью рассказал о возможной дальнейшей ссылке моряков в Сибирь и их погребении заживо — правдивость этого нужно обязательно выяснить. Впрочем, слухи могли ходить среди людей разные, коли они не ведали о делах внутри континентов, проводя жизнь на водной поверхности.

Из города на подводе приехал фотограф!
Фотограф прибыл за полдень, и по этому случаю занятия в школе были прерваны.
Учитель и учительница - муж с женою - стали думать, где поместить фотографа на ночевку.
Решили поместить его в заезжий дом, но вмешалась тетка Авдотья.
Фотограф был пристроен на ночь у десятника сплавконторы. Жил в нашем селе грамотный, деловой, всеми уважаемый человек Илья Иванович Чехов. Происходил он из ссыльных.
Всем хотелось угодить фотографу, чтобы оценил он заботу о нем и снимал бы ребят как полагается, хорошо снимал.
Весь длинный зимний вечер школьники гужом ходили по селу, гадали, кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки. Решение вопроса о распорядках выходило не в нашу с Санькой пользу. Прилежные ученики сядут впереди, средние - в середине, плохие - назад - так было порешено. Ни в ту зиму, ни во все последующие мы с Санькой не удивляли мир прилежанием и поведением, нам и на середину рассчитывать было трудно. Быть нам сзади, где и не разберешь, кто заснят? Ты или не ты? Мы полезли в драку, чтоб боем доказать, что мы - люди пропащие.. . Но ребята прогнали нас из своей компании, даже драться с нами не связались. Тогда пошли мы с Санькой на увал и стали кататься с такого обрыва, с какого ни один разумный человек никогда не катался. Ухарски гикая, ругаясь, мчались мы не просто так, в погибель мчались, поразбивали о каменья головки санок, коленки посносили, вывалялись, начерпали полные катанки снегу.
Ночью наступила расплата за отчаянный разгул - у меня заболели ноги.
бабушка и, нашарив меня в темноте, перво-наперво дала затрещину. Потом долго натирала мои ноги нашатырным спиртом. Спирт она втирала основательно, досуха.
Не уснул я в ту ночь. Ни молитва бабушкина, ни нашатырный спирт, ни привычная шаль, особенно ласковая и целебная оттого, что мамина, не принесли облегчения. Я бился и кричал на весь дом.
Утром бабушка унесла меня в баню - сам я идти уже не мог. Долго растирала бабушка мои ноги запаренным березовым веником, грела их над паром от каленых камней, парила сквозь тряпку всего меня, макая веник в хлебный квас, и в заключение опять же натерла нашатырным спиртом.
В школу я не ходил больше недели. Бабушка меня лечила и баловала, давала варенья, брусницы, настряпала отварных сушек, которые я очень любил.
Потом учитель пришёл навестить. Принёс показать фотографию.
Далее идёт речь об учителях и школе.