В Англии и Голландии не принято .

1)В Голландии существует традиция не зашторивать окна.

У них нет ни малейшей боязни оскорбить святыни.

2)Лезть вперёд без очереди. Англичане всегда терпеливо ждут свой черёд и очень негативно относятся к тем, кто не соблюдает это простое правило.

Курить в общественных местах.

Демонстрировать чаевые официанту. Их следует незаметно положить под салфетку

«Он спал тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто-то, сам ли он, или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.

Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Всё перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».

«Каратаев!»- вспомнилось Пьеру.

И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой»,- сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали её, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.

- Вот жизнь,- сказал старичок-учитель.

«Как это просто и ясно, - подумал Пьер.- Как я мог не знать этого прежде. В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растёт, сливается, сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез».

«Он спал тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.

Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто-то, сам ли он, или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.

Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Всё перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».

«Каратаев!»- вспомнилось Пьеру.

И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой»,- сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали её, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.

- Вот жизнь,- сказал старичок-учитель.

«Как это просто и ясно, - подумал Пьер.- Как я мог не знать этого прежде. В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растёт, сливается, сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез».