Объяснение:
На иллюстрацию изображена госпожа Простакова со своим сыном Митрофаном. Тут госпожа Простокова скорее всего восхищается умом своего сына. Но мы знаем, что на самом деле он избалованный невежда. Вполне возможно, это лишь представления о её сыне Митрофане. Простакова не замечала что учителя не дают знаний её сыну. Учителя все были лживыми и глупыми у них не было образования, к тому же Простакова платила за их враньё. Я думаю, художнику удалось лишь передать характер госпожи Простаковой, а про Митрофана нарисован неправдивый рисунок. Основной темой «Недоросля» является необходимость просвещения и образования для молодых дворян, воспитание молодого поколения в духе новых веяний времени и политических преобразований. Жанр комедия, яркое и живое повествование с юмористическим сюжетом.
Художнику прекрасно удалось отобразить характеры героев.
Поделитесь своими знаниями, ответьте на вопрос:
Написать ответ на вопрос: "чудики и чудинки" в рассказах шукшина.
возьмем, «классический» рассказ «чудик» и зададим для начала себе вопрос: а можно ли принимать его название за чистую монету, то есть считает ли шукшин своего героя «чудиком» в собственном смысле слова? на первый взгляд кажется, что да, считает. «чудик обладал одной особенностью: с пим постоянно что-нибудь случалось. он не хотел этого, страдал, но то и дело влипал в какие-нибудь — мелкие, впрочем, но досадные». учитывая такое предуведомление, следует как будто представить себе одного из тех людей, про которых говорят: «двадцать два несчастья», ну что-нибудь вроде чеховского епиходова. и первые приключения, случающиеся с ним во время поездки к брату, как будто такое мнение — с пятидесятирублевкой, например, принадлежит к числу чистых, так сказать, «фатальных» случайностей.
однако уже разговор с соседом в самолете и с телеграммой заключают в себе определенный подтекст, который побуждает нас подумать о том, что все не так просто, как кажется, и что невезучесть василия егорыча — не столько его судьба, сколько его натура. прежде всего нам ясно: добрейший василий егорыч простодушен и непосредствен до… глупости. да, именно до глупости — приходится это признать, ибо и текст его телеграммы, и разговор с телеграфисткой — вполне на уровне его «шутки» насчет жареной блесны,
еще один штрих и тоже весьма показательный. в поезде, наслушавшись разных дорожных , чудик решает внести в общую беседу и свой вклад и рассказывает , по его понятиям, тоже достаточно забавную: «у нас в соседней деревне один дурак тоже… схватил головешку — и за матерью. пьяный. она бежит от него и кричит: „руки, — кричит, — руки-то не обожги, сынок! ” о нем же и заботится. а он прет, пьяная харя. на мать. представляете, каким па-до быть грубым, бестактным…»
василий егорыч, разумеется, не знает, что его «» — это широко известная у многих народов мира легенда, поэтичная и мудрая притча о матери, о святости материнских чувств. но дело не в том, что не знает. хуже другое: он, как видим, даже и не чувствует смысла того, о чем рассказывает, поскольку вся эта в его глазах — не более, чем забавный случай, почти анекдот. туповат, определенно туповат добрый и непосредственный василий егорыч…
причины «фатальной» невезучести чудика, таким образом, начинают для нас проясняться: они в том, что представления его об окружающей действительности во многом не соответствуют тому порядку вещей, который в ней объективно наличествует. но кто же виноват в этом? чудику ли надо подняться до уровня действительности или же она сама должна проявить какое-то особое, дополнительное «понимание», чтобы с василием егорычем наконец перестали случаться всякие ? от этих вопросов никуда не уйти, ибо от ответа па них зависит, в сущности, оценка самой идейно-гуманистической направленности рассказа.
василий егорыч не переменится — это ясно. по-прежнему он будет соваться к людям со своей радостной готовностью к общению, со своим искренним непониманием того, что людям-то общение с ним далеко не всегда доставляет удовольствие. но ведь не все же его поступки нелепы! в каких-то может же оп рассчитывать если уж по на понимапне, то по крайней мере на простую человеческую снисходительность? понимание его стремлений, его добрых побуждений должно же в каких-то случаях взять верх над привычным неприятием их курьезных результатов. и не есть ли это привычное неприятие, особенно в тех случаях, когда оно является именно привычным, грех несравненно больший, нежели неумелая и глуповатая доброта чудика?
вот этот-то вопрос и ставит шукшин, выводя на сцепу софью ивановну, сноху чудика. и отвечает на него совершенно однозначно. какою бы несуразной ни выглядела с детской коляской, все же абсолютная человеческая правота бесспорно на стороне чудика.