Анализ стихотворения тютчева "осенний вечер как можно короче!

Стихотворение «Осенний вечер» относится к периоду раннего творчества Ф. И. Тютчева. Оно было написано поэтом в 1830 году во время одного из кратковременных визитов в Россию. Созданное в духе классического романтизма изящное, легкое стихотворение – не просто пейзажная лирика. Тютчев осмысливает в нем осенний вечер как феномен жизни природы, ищет аналогию явлению природы в явлениях человеческой жизни, и эти поиски придают произведению глубокий философский характер.
«Осенний вечер» представляет собой развернутую метафору: поэт ощущает «кроткую улыбку увяданья» осенней природы, сравнивая ее с«божественной стыдливостью страданья» в человеке как прообразом нравственности.

Стихотворение написано пятистопным ямбом, использована перекрестная рифмовка. Краткое, двенадцатистрочное стихотворение – одно сложноподчиненное предложение, читающееся на одном дыхании. Словосочетание «кроткая улыбка увяданья» объединяет все детали, создающие образ увядающей природы.

Природа в стихотворении изменчива и многолика, насыщена красками и звуками. Поэт сумел передать неуловимое очарование осенних сумерек, когда вечернее солнце изменяет лик земли, делая краски насыщенней и ярче. Яркость красок (лазурь, багряные листья, блеск, пестрота дерев) слегка приглушается создающими полупрозрачную дымку эпитетами – туманная, легкая.

Для изображения картины осенней природы Тютчев использует прием синтаксического сгущения, соединяя воедино различные средства художественной выразительности: градацию («ущерб», «изнеможенье»), олицетворение («томный шепот» листьев), метафоры («зловещий блеск»,«Улыбка увяданья»), эпитеты (умильная, кроткая, стыдливая, туманная).

«Осенний вечер» насыщен разнообразными по структуре и значению эпитетами – синтетическими («зловещий блеск и пестрота дерев»), цветовыми («багряных листьев»), сложными («грустно-сиротеющей»). Контрастные эпитеты – «умильная, таинственная прелесть» и«зловещий блеск», «туманная и тихая лазурь» и«порывистый, холодный ветр» - очень выразительно передают переходное состояние природы: прощание с осенью и предчувствие зимы.

Состояние природы и чувства лирического героя выразить используемая Тютчевымаллитерация, при которой создается эффект падающих листьев («Багряных листьев томный шепот»), свежее дыхание ветра («И, как предчувствие сходящих бурь//Порывистый, холодный ветр»).

Для поэта характерно пантеистическое осмысление пейзажа. Природа у Тютчева очеловечена: подобно живому существу она дышит, чувствует, испытывает радость и грусть. Тютчев воспринимает осень как кроткое страдание, болезненную улыбку природы.

Поэт не отделяет мир природы от мира человека. Параллель между двумя этими образами создается с олицетворения и составного эпитета «грустно-сиротеющая», акцентирующего тему прощания. Легкая грусть, навеянная предчувствием скорой зимы, смешивается в стихотворении с радостным чувством – ведь природа циклична, и вслед за грядущей зимой окружающий мир вновь возродится, запестрев сочными весенними красками.

В мгновенное впечатление от осеннего вечера Тютчев вместил свои мысли и чувства, всю бесконечность собственной жизни. Тютчев сравнивает осень с духовной зрелостью, когда человек обретает мудрость – мудрость проживать и ценить каждое мгновение жизни.

   Вот уже пятое обозрение годового бюджета русской литературы представляем мы нашим читателям. Обязавшись перед публикою быть верным зеркалом русской литературы, постоянно отдавая отчет во всякой вновь выходящей в России книге, во всяком литературном явлении, "Отечественные записки" не вполне выполнили бы свое назначение - быть полною и подробною летописью движения русского слова, если б не вменили себе в обязанность этих годичных обозрений, в которых обо всем, о чем в продолжение целого года говорилось, как о настоящем, говорится, как о и в которых все отдельные и разнообразные явления целого года подводятся под одну точку зрения. Не ставим себе этого в особенную заслугу, потому что видим в этом только должное выполнение добровольно принятой на себя обязанности; но не можем не заметить, что подобная обязанность довольно тяжела. Читатели наши знают, что большая часть этих годичных обозрений постоянно наполнялась рассуждениями вообще о русской литературе и, следовательно, о всех русских писателях, от Кантемира и Ломоносова до настоящей минуты; а взгляд на литературу, главный предмет статьи, всегда занимал ее меньшую часть. Подобные отступления от главного предмета необходимы по двум причинам: во-первых, потому, что настоящее объясняется только и потому, что по поводу целой русской литературы еще можно написать не одну, а даже и несколько статей, более или менее интересных; но о русской литературе за тот или другой год, право, не о чем слишком много или слишком интересно разговориться. И это-то составляет особенную трудность подобных статей. Легко пересчитывать богатства истинные или мнимые; много можно говорить о них; но что сказать о бедности, близкой к нищете? Да, о совершенной нищете, потому что теперь нет уже и мнимых, воображаемых богатств. А между тем о чем же говорить журналу, если ему уже нечего говорить о литературе? Ведь у нас литература составляет единственный интерес, доступный публике, если не упоминать о преферансе, говоря о немногих, исключительных и как бы случайных ее интересах. Итак, будем же говорить о литературе, - и если, читатели, этот предмет уже кажется вам несколько истощенным и слишком часто истощаемым; если толки о нем уже доставляют вам только то магнетическое удовольствие, которое так близко к усыплению, - поздравляем вас с прогрессом и пользуемся случаем уверить вас, что мы, в свою очередь, совсем не чужды этого прогресса и что в этом отношении вы не правы, если вздумаете упрекнуть нас в отсталости от духа времени и в наивной запоздалости касательно его интересов... Еще раз: будем рассуждать о русской литературе, - предмет и новый и любопытный...    Переходчивы времена, как подумаешь! Вспомните о том, что так сильно интересовало вас, что давало такую полноту вашей жизни и что было еще так недавно, - вы поневоле воскликнете с грустию:       Свежо предание, а верится с трудом!       На Руси еще не вывелись люди, которые       Известья черпают из забытых газет    Времен очаковских и покоренья Крыма;313   

   Вот уже пятое обозрение годового бюджета русской литературы представляем мы нашим читателям. Обязавшись перед публикою быть верным зеркалом русской литературы, постоянно отдавая отчет во всякой вновь выходящей в России книге, во всяком литературном явлении, "Отечественные записки" не вполне выполнили бы свое назначение - быть полною и подробною летописью движения русского слова, если б не вменили себе в обязанность этих годичных обозрений, в которых обо всем, о чем в продолжение целого года говорилось, как о настоящем, говорится, как о и в которых все отдельные и разнообразные явления целого года подводятся под одну точку зрения. Не ставим себе этого в особенную заслугу, потому что видим в этом только должное выполнение добровольно принятой на себя обязанности; но не можем не заметить, что подобная обязанность довольно тяжела. Читатели наши знают, что большая часть этих годичных обозрений постоянно наполнялась рассуждениями вообще о русской литературе и, следовательно, о всех русских писателях, от Кантемира и Ломоносова до настоящей минуты; а взгляд на литературу, главный предмет статьи, всегда занимал ее меньшую часть. Подобные отступления от главного предмета необходимы по двум причинам: во-первых, потому, что настоящее объясняется только и потому, что по поводу целой русской литературы еще можно написать не одну, а даже и несколько статей, более или менее интересных; но о русской литературе за тот или другой год, право, не о чем слишком много или слишком интересно разговориться. И это-то составляет особенную трудность подобных статей. Легко пересчитывать богатства истинные или мнимые; много можно говорить о них; но что сказать о бедности, близкой к нищете? Да, о совершенной нищете, потому что теперь нет уже и мнимых, воображаемых богатств. А между тем о чем же говорить журналу, если ему уже нечего говорить о литературе? Ведь у нас литература составляет единственный интерес, доступный публике, если не упоминать о преферансе, говоря о немногих, исключительных и как бы случайных ее интересах. Итак, будем же говорить о литературе, - и если, читатели, этот предмет уже кажется вам несколько истощенным и слишком часто истощаемым; если толки о нем уже доставляют вам только то магнетическое удовольствие, которое так близко к усыплению, - поздравляем вас с прогрессом и пользуемся случаем уверить вас, что мы, в свою очередь, совсем не чужды этого прогресса и что в этом отношении вы не правы, если вздумаете упрекнуть нас в отсталости от духа времени и в наивной запоздалости касательно его интересов... Еще раз: будем рассуждать о русской литературе, - предмет и новый и любопытный...    Переходчивы времена, как подумаешь! Вспомните о том, что так сильно интересовало вас, что давало такую полноту вашей жизни и что было еще так недавно, - вы поневоле воскликнете с грустию:       Свежо предание, а верится с трудом!       На Руси еще не вывелись люди, которые       Известья черпают из забытых газет    Времен очаковских и покоренья Крыма;313