Найти проблему текста: 1)я тонул. (2)на берегу стоял отец, сухонький, жилистый, белотелый, и смеялся. (3)он уговаривал меня вместе пры¬гнуть с обрыва, а потом поднял меня и швырнул в омут. (4)я не ожидал такого предательства, я кричал, захлебывался, колотил руками, ногами и плакал. (5)обида и злость ошпарили меня. (6)страх прочно отпечатал омут в моей памяти. (7)закрыв глаза, я могу рассматривать его. (8)по нынешней, взрослой мерке обрыв невысок, это травянистый уступ, крутость, подмытая снизу, скрепленная корнями полегшей ивы. (9)сам омут тоже шириной три-четыре хороших гребка, ре¬ка отдыхала в этой размоине, берега тут чуть рассту¬пились, особенно другой берег, низкий и глинистый. ( тонул. (11)я чувствовал, что отец не двинется с ме¬ста. (12)все на берегу смеялись, наверное, я был нелеп с выпученными от ужаса глазами, отчаянно бьющий ру¬ками по воде. (13)если бы я действительно тонул, меня сра¬зу бы вытащили, поэтому-то мой ужас и был смешон. (14)а я ничего не соображал, я ненавидел их всех, и больше всего отца, и бил по воде, задыхаясь, теряя голос. (15)и тут вдруг я почувствовал, что плыву. (16)ощущение это было незнакомо, но я понял, что не касаюсь дна. (17)я плыву, плы¬ву! (18)вода не тянула меня в свою коричневую глубь, а дер¬жала, поддерживала меня снизу, как до этого широкая отцовская ладонь. (19)тело осознало это раньше разума, плавучесть появи¬лась как бы толчком, вошла раз и навсегда, я ощутил ее как новое свое умение, даже не умение, а качество, неотъ-емлемое, как способность ходить. (20)потом я учился плавать стильно, на время, изучая в бассейне разные тонкости, но плавучесть, она пришла тогда, плотное тело воды стало дружеским и больше не внушало страха. (21)когда я вылез, отец подхватил меня, всхлипывающе¬го, на руки, прижал и сказал: «молодец, теперь поплы¬вешь». (22)руки его дрожали, он продолжал смеяться. (23)я по¬нял, что смеялся он не надо мною, а от радости, он рань¬ше меня увидел, что я плыву. (24)если б не это, не веснушча¬тые дрожащие его руки, то ненависть, гнев, отвращение к предательству остались бы во мне травмой, и как знать, что вырастает из детских ран. (25)«ничем я тебе больше не могу , сынок», – ска¬зал он. (26)на самом деле он сказал это через несколько лет по другому поводу, но почему-то потом все это слилось, соединилось в тот день. (27)с тех пор, заплывая далеко в море, даже в волну, я не боялся воды. (28)любовь к плаванию выручила меня в войну на лужской переправе, когда пришлось всю ночь провести в воде. (29)могли ранить, убить, но утонуть я не мог. (30)что-то отцовское было для меня в воде, в самые трудные минуты вода напоминала об этом словно отцов¬ским прикосновением. (31)и помнится все это прежде всего потому, что отец определил этот момент моей жизни. (32)почему он в других случаях не делал этого? (33)никто не учит родителей, как «работать» родителями. (34)самая ответственная из всех работ, а делает ее кто как может, руководствуясь лишь опасными советами любви. (35)то, что было на омуте, никак не причислишь к таким нравственным воспоминаниям. (36)действие это было практическое, и отец учил меня чисто деловому, нужному для жизни, как учат все отцы. (37)однако в этом воспоминании есть какое-то тепло, нуж¬ное для души. (38)возможно, оттого, что я сумел сам уви¬деть ту отцовскую любовь к себе, которую он никогда не высказывал вслух. (д.а. гранин)